Но этого не будет. Я сбегу. Я верю в это, даже когда он защелкивает на моих запястьях браслеты наручников.
– Это необязательно, – слабо возмущаюсь я, – я же обещала, что буду себя хорошо вести…
Он слегка качает головой. Противогаз двигается из стороны в сторону. Нет.
– Ты… – вырывается у меня, – не можешь разговаривать? Ты немой?
Я уже сомневаюсь, что действительно слышала его голос. Может быть, это лишь другие настройки программы, которую он использует, чтобы синтезировать речь. Современные технологии зашли далеко. Он не отвечает, оставляя меня терзаться в догадках.
Он выводит меня из комнаты, и я счастлива, как ребенок. Мне уже надоела моя темница, и вид другого помещения действует обнадеживающе.
Это коридор, довольно длинный и освещенный лампами под потолком, в нем еще несколько дверей, окон нет. Вопреки моим ожиданиям он выглядит до крайности буднично – такой мог бы быть в старом офисном здании или многоквартирном доме. Я рассчитывала увидеть выщербленные в камне стены, сталактиты, летучих мышей и капли конденсата, а не скучную серую краску. Я сбита с толку. Это не похоже на бункер; впрочем, наличие других дверей настораживает. Вдруг я лишь одна из многих его жертв, томящихся в соседних камерах.
Есть ли среди них Зои?
За одной из дверей находится санузел, слишком обычный для такого жуткого места. Темный кафель, белая сантехника, душевая кабина за однотонной шторой и зеркало над раковиной. Никаких лишних, а главное пугающих деталей. Я будто попала в провинциальную гостиницу или придорожный мотель. Мне остается надеется, что владеет этим мотелем не семейство Бэйтсов.
Оставшись одна, я делаю свои дела и высматриваю на полу застарелые пятна крови. Ничего. Здесь чисто. Пахнет хлоркой и освежителем воздуха. Какие бы темные дела не происходили в этом помещении, кто-то устранил все напоминания.
Маньяк держит свои владения в образцовом порядке. На минуту мне даже становится стыдно. Я представляю, в какой ужас он пришел бы от бардака, что царит в моей нью-йоркской квартире. Одна только душевая выглядит так, будто я каждый день разделываю в ней трупы. И храню в холодильнике. Это бы объяснило смрад, раздающийся оттуда, стоит только открыть дверцу.
Я отказываюсь от идеи принять душ, хотя искушение велико, тело ощущается грязным и издает неприятный запах. Не стоит. Дверь закрывается снаружи, и я не чувствую себя в достаточной безопасности, чтобы раздеваться. В качестве компромисса я стаскиваю футболку, оставшись в спортивном лифчике, и намочив ткань в раковине, обтираю лицо, плечи и кожу подмышками.