«Beati pauperes spiriti. Просто поспи, во сне нет никаких проблем» снова успокоила себя, хоть и с трудом. А затем поспешила в противоположную часть комнаты, где заманчиво светлело рваное постельное бельë.
Но неожиданно слух прорезал писк, а лицо искривилось при виде суетливой возни, которую испуганные крысы устроили на прогнувшейся раскладушке.
Поджав губы и снова досчитав до десяти, девушка перегнулась через знакомую коробку и достала подушку.
Хорошенько отряхнув от осколков, она кинула ее в нескольких шагах от ночника и улеглась на пыльную ткань спиной.
Запрокинула голову на стену.
А затем, успокоившись, застыла, будто чей-то безжизненный снимок, прикрыв большие тëмно-синие глаза. А в комнате осталась разлита только густая тишь, переплетëнная со мраком в поросших плесенью углах и тусклым светом маленькой лампочки.
А под толстой синтетической тканью ритмично вздымалась и опускалась небольшая грудь, делая искрасна-черноволосую живой для остального мира. Дыхание еле слышно слетало с приоткрых губ, вплетаясь в стойкое безмолвие, заполнившее комнату наравне с сумраком.
Однако слабым, еле ощутимым, как зовущий голос маленькой неизвестной жизни, в этой мгле брезжил свет дешëвого ночника. С этой жизнью и этим светом можно сравнить и еë существование.
Она устало перевела взгляд к этому совершенно не слепящему свету.
Блëклый и однотонный, подстать выцветшим обоям этих давящих стен, покрытых гнилью прожитых впустую годов.
Но она опиралась на нее головой.
Хотя рукам и было противно.
Взгляд рассредоточился.
Только родная сестра разбавляла это всю их жизнь. И из гнили, из объявшей еë тьмы и из мерклого света теперь вытекала оглушающая тишина. Как ночь пару часов назад из-за горизонта. Вместе с этой ссорой.