– Ты как стихотворение, – тихо говорит Лоран. – Которое читаешь и не хочешь, чтобы заканчивалось.
Она улыбается. Так по-настоящему, так, как улыбаются только на рассвете.
Он снова касается стекла – и в этот раз их ладони совпадают настолько точно, что он почти чувствует: её тепло – на грани реальности.
– Расскажи мне, – просит он, – что ты видишь за той дверью позади тебя?
Эйрен смотрит в сторону, туда, где мягкие тени – как замершие сны.
– Сад, – говорит она. – Большой. И пустой. Там качели висят на старом вязе. Иногда кажется, что кто-то раскачивает их, когда мне грустно.
А ещё я думаю, что сад знает моё имя. Только забывает, как оно звучит.
Лоран присаживается на пол:
– Мне двенадцать, – говорит он. – Я люблю рисовать карты. Даже несуществующих стран. Иногда я представляю, что ты – на одной из них. Где-нибудь рядом с контуром, обозначенным как "Мир между".
И тогда мне уже не страшно.
Эйрен опускается на колени со своей стороны стекла.
– А я представляю, что если долго смотреть тебе в глаза, можно выучить язык, на котором ты молчишь.
Они оба замирают. Время капает, как вода из неисправного крана.
И вдруг она спрашивает:
– А если бы ты мог назвать меня, как бы ты назвал?
Лоран прищуривается. Думает.
Потом отвечает:
– Лисса.
– Почему?
– Потому что это имя звучит как улыбка.
– Лисса, – повторяет она, пробуя на вкус. – А я тогда буду называть тебя… Кер.
– А что значит Кер?
– Это имя тех, кто возвращается. Даже если их давно забыли.
Лоран улыбается.
– Ну что ж, Лисса… теперь мы с тобой совсем знакомы.
И где-то в глубине ящика, совсем на краю сознания, щелкает крошечный механизм – и в стекле, у самых углов, появляется тонкая, едва уловимая дымка.
Он не заметил. И она не заметила.
Пока.
В следующий раз Лоран пришёл с фонариком. Он выключил свет в комнате, зашторил окно, спрятал всё, что могло отвлечь – и только тогда подошёл к ящику.
– У нас вечер. Звёзды вышли, – сказал он, щёлкая фонариком и подсвечивая потолок. – Но ты их не увидишь, правда?
Эйрен сидела в кресле, ноги подобраны, взгляд – на грани отсутствия.
– Нет, – ответила она. – Здесь никогда не бывает ночи. Только… вневремя.
Она встала, подошла к стеклу и посмотрела на пятно света, которое он рисовал на своей стороне, будто это и была его личная звезда.
– А что ты видишь, когда закрываешь глаза? – спросила она.