Однако у Самойлова на наш счет оказались другие взгляды, по крайней мере, он именно так заявил: у вас проблемы, ребятки с дисциплиной, питанием, общением, образованием и даже к внешнему виду, придурок, прикопался. За опоздания к тренировкам не допускает, за пропуски отчисляет. Одного уже выгнал, и что больше всего бесит, никто ему слова не сказал. Ясное дело, наши невзлюбили Владимирова Михайловича, и это еще тихо сказано.
– Кажись, эта очкастая к нему пришла, – выдает Ромка, вырывая меня из размышлений. Мы приглядываемся и в самом деле, девчонка робко улыбнулась ему, потом Самойлов забрал у нее какой-то пакет и подтолкнул в сторону ворот.
– Неужели его подружка? И такие в его вкусе? Да ей же не больше восемнадцати, – стебется Олег.
– Проверим, – меня подстегивает азарт, и я выскакиваю на улицу первым. Иду за ними, но не догоняю, а потом вообще телефон к уху прикладываю, типа с кем-то говорю. Очкастая та молчит, Самойлов тоже немногословен, и я уже думаю, шпионаж мой закончится ничем, как вдруг она останавливается и громко восклицает:
– Пап! Я же ключи забыла у Тани… Блин!
– Голову не забыла, а ключи оставила, Ксюш? – как-то уж больно резко говорит он ей. Дальше их разговор я не слышу, зато успеваю отметить внешность этой Ксении. Невысокая, наверное, мне по грудь будет, не полная, но и не сильно худая, такая – средняя, с неплохими округлостями. Волосы длинные, цвета темного шоколада, они у нее собраны сзади в какой-то нелепый хвост и из-за мороси пряди слегка кучерявятся.
Вишенкой на торте становится ее темно-бордовое платье по колено, подолы которого разлетаются в разные стороны, а она то и дело пытается их поправить вместе с кардиганом. Короче! Сторомодина! Что сам вечно в дурацких стремных костюмах ходит, что дочь одеть нормально не может. Хотя на лицо она не страшная, вполне себе симпатичная.
– Ну и? – парни подкрадываются незаметно, Михалыч как раз успевает отъехать.
– Дочка его.
– Ну вся в папочку, – ржет Олег. – Интересно, может поприкалывается над ней?
– Зачем? – недоумевающе смотрит на нас Альберт Курских. Самый молчаливый и чаще угрюмый, нежели веселый, товарищ команды.
– А зачем ее папочка дерет нас в три шкуры? – отчего-то завожусь я. Сразу вспоминаю, как сегодня Михалыч заставил меня бежать двадцать кругов вокруг зала, за то что я откинул шутку про его блокнот с детской наклейкой. А когда парни поддержали меня и стали смеяться, он и их напряг. Как итог, мы между собой посрались. Никому не нравится бегать эти челноки.