Спрашивать его про рай – все равно что вещать на площади, полной людей, насколько он безобразен. Все было настолько очевидно, что лежало на поверхности без какого-либо подвоха. А его глупые шутки…
Да, Найман был далеко не красив. Урод – он сам часто называл себя так, не стыдясь напомнить об этом остальным при каждом удобном случае. Наверное, он даже гордился коротким телом и кривым лицом, а потому смирился со своей внешностью ради высшей цели. Достичь рая. Ради рая он и остался таким – немощным, сгорбленным, отвращающим взгляд.
Очевидно, Нэнсис опять не поняла его шутки, она редко улыбалась и не видела толка в праздности. Хитро улыбаясь, Найман вынул дрожащими пальцами небольшую шкатулку из широких карманов широкого халата. Он знал, что Нэнсис простила ему неуместный задор.
– Вы столько лет знаете меня, Нэнсис. Мой горб маячит перед вашими глазами чаще, чем собственное сердце. Я такой, потому что не хочу менять вечность на гору алмазов, – Найман открыл длинную шкатулку, достал оттуда несколько пахучих палочек благовоний. – Не знаю, калечит ли киборгизация души, и мешает ли им протиснуться в рай… у меня нет анализаторов, чтобы проверить это. Но я уверен, что лучше не рисковать. – Найман кивнул со знанием дела. – Если рай существует, лучше не ссориться с его владельцем. А если нет… что я теряю?
– Тебе тяжело, Найман.
– Вы не правы. Оставаться таким, каким тебя создала природа легко. Для этого нужно просто ничего не делать.
Он один из немногих, кто мог сказать Нэнсис «вы не правы», и при этом сохранять абсолютное спокойствие. Нэнсис любила его за это. А еще за то, что он тоже калека. Только, в отличие от нее, у Наймана было все в порядке с душой. Он не просыпался по ночам от того, что захлебывался в лужах крови, втекающих в красные реки, а реки – в алые океаны. Давно прошли те дни, когда Нэнсис погружала в них только руки – до самых локтей. Теперь снились только те, в которых она тонула с головой.
– И в чем радость твоей жизни, Найман? – тихо спросила Нэнсис. – Неужели ты живешь только высшей целью? Так помпезно. Мне никогда не нравилось… как-то… пусто. Высшая цель… звучит, как ничего.
– У меня есть шоколад, – улыбнулся кривой улыбкой Найман, засветив острый зуб в правом уголке рта. – Я люблю розовый, с клубникой. Правда, после него гадишь жидким, но это вполне переживаемо.