– Как будто завтра жизнь закончится, а не начнется, – на днях уже сказал он адъютанту Соколяку. Тот усмехнулся:
– Смерть начинается там, где заканчивается жизнь.
Год назад Соколяк едва успел выбить из рук обкуренного десантника автомат, когда тот, не моргнув белесым выпуклым глазом, запустил очередь в штабных генералов и полковников. В тех глазах не было жизни.
Однако войско, как море, раскачивалось от утра к вечеру, от прилива к отливу, но не выходило из берегов. Ютов уже надеялся, что еще день – и оно вытечет рекой сквозь темные ущелья, и афганцы будут смотреть этой мутной февральской воде вслед с утесистых берегов. Может случиться, что разведчики напорются на минное поле, может быть, пара «стариков» поднимут бузу, но в целом вывод его дивизии пройдет под знаком мирной звезды. Так же считали и штабные, те, кто еще оставался в «сознанке». Так бы и было…
Но днем пришел черный приказ от Главпура. Лучше бы его вообще не было, этого Главпура. Лучше бы Горбачев с него начал свою «Женеву». Главное политуправление Советской армии приказывало авиации нанести ракетно-бомбовые удары по позициям моджахедов на пути следования уходящих колонн. Во избежание нападения с флангов.
Ютов обхватил голову руками. Эти сволочи даже закончить войну не могут по-человечески. Руслан Русланович сочно стукнул кулаком по столу, и тяжелая, из кости, индийская пепельница подскочила в испуге.
– Соколяк! – крикнул он, и адъютант черным вопросительным знаком вырос на пороге.
– Политруки решили отутюжить ковром на прощание. Суки. – Ютов не стеснялся в выражениях перед офицером, ставшим его тенью.
– Кто-то «там» орден захотел. Верно. Потом будет труднее колодку удлинять.
Ютов еще раз приложил стол, но на сей раз ладонью, бережнее.
– Масуд не простит обмана. Иди к Масуду. Пусть узнает.
У Ютова была отлаженная схема обмена информацией с командирами Масуда через посредников, но сейчас идти этим путем не было времени. Очень не хотелось рисковать Соколяком, но никому другому не мог он доверить поручение, за которое его самого с легкостью отдали бы под трибунал «те». Если бы прознали.
Соколяк прищурил глаза. В заостренном русском лице проявилось монгольское. Поручение его явно не привлекало.
– Лев не простит бомбежки. Но будет поздно. Отольется Наджибу. Но для нас война закончится, – медленно, хирургически расчленяя слова на слоги, выговорил он.