– А ему не жарко? – шепотом спросил Колдобина Паша. Ашура встретил их в толстом свитере, да и в авто, хоть работал кондиционер, холодно вовсе не было.
– Ашура – арий. Арии холоднокровны. Им не бывает жарко.
Кеглер задумался. Он со школы помнил, что арии – это немцы. Племя, пришедшее из Индии. Памир, Памир… Что ж, может быть, и там осели немецко-фашистские оккупанты? Загадочно все. Багажник, теперь арий в свитере.
Чтобы поддержать разговор, Кеглер сообщил Колдобину:
– А я живого ассирийца видел. Я думал, они все вывелись, ан нет! Выдюжили.
– А что такого? Евреи ведь вытянули, Павел Иосифович. Отчего жителям Ассирии раствориться? Или вы сторонник теории исключительности?
Кеглер не ответил прямо:
– А как думаешь, русские выживут через две тысячи лет?
Колдобин глубоко откинулся на спинке сиденья. Он раздумывал над вопросом, заданным новым его знакомым, но одновременно и о том, что сейчас хотел бы сидеть, к примеру, в кафе «Пушкин», что на Тверской, или в «Альдебаране», пить чай, заедать его черничным пирожком, прикармливать с маленькой ложечки какую-нибудь куколку… Почему он здесь? В духоте, с этими «вынужденными» людьми. Потому что для куколок, «Альдебарана» и тем более «Пушкина» нужно иметь то, за чем он притащился сюда, несмотря на обострение падагры. Сюда и в этой компании. В страну золотых бюстов. Да, ради «этого» стоило ехать. Но стоило ли ради этого «вытягивать» еще 2000 лет?
Паша Кеглер и сам озаботился собственным вопросом. Он не знал, как подобраться к ответу, но остро-остро чувствовал, как ему, оказывается, важно, чтобы «они» пережили. Для чего? Что они несут миру? Что за философский напиток подсунул ему Колдобин?
– А вы бы хотели, чтобы через века? – прочитал его мысли Колдобин.
– Да. Очень.
– А зачем? Зачем вам, Павел вы Иосифович? Вы же, я полагаю, иудей? – Колдобин вновь придвинулся к собеседнику.
«С чего это ты полагаешь, ищейка», – обозлился Кеглер, давно про себя решивший, что его еврейская кровь давно поглощена соком сорокалетней российской жизни. «Русский еврей – это либо очень русский, либо очень еврей», – говаривал его покойный отец, и в брежневские времена носивший кипу. Правда, дома. Паша считал себя «очень русским».
Не дождавшись ответа, Колдобин продолжил. Ему тоже хотелось знать.
– Говорите, ассириец. А зачем он? Напоминание? О боге Солнца? Я понимаю еще, зачем евреи. Американцы зачем – понимаю. Китайцы – готов понять. Я был там. И все хотят туда. В вечность. Закон природы народов. Но через 2000 лет государств не будет. Если вообще что-то будет, Павел Иосифович, то будет одна огромная Америка. А в ней говорить будут на двух языках – на китайском и на хинди. Хотите, я вам расскажу, как будет? – в глазах загорелся зеленый огонек.