Я схватила стоявшее у стены пустое ведро, обогнала уходящих клиентов и плюхнула его возле выхода.
– По обычаю моего зельеварского кабинета довольным клиентам полагается оставить здесь что-то в дар, – сказала я строгим голосом и указала пальцем на старое ведёрко.
Женщина вздохнула, порылась в кармане и бросила в него то ли браслет, то ли чётки. Что я с ними собиралась делать, мне пока было неясно. Но теперь от сеанса повеяло завершённостью. Я открыла перед супругами дверь и довольно выпроводила их на улицу.
– Кто благодарность не оставит, того не выпускать, понятно? – проинструктировала я обиженного слугу. – Кстати, Гункан, напомни, пожалуйста, многим я в этом городе бородавки пыталась вылечить?
Он отрицательно качнул головой.
– Очень мудро с моей стороны…
Вернувшись на свой табурет возле котла, я настойчиво продолжила потеть в ожидании следующего клиента, который отчего-то не торопился приходить, своим отсутствием создавая у меня излишек свободного времени и простор для раздумий. Мысли невольно вернулись к моему затянувшемуся бегству от погони.
Почему я сбежала из ковена Красных ведьм самой мне было вполне понятно, но почему меня так настойчиво разыскивали, по-прежнему оставалось загадкой. Подумаешь, какая-то ведьма передумала и удрала. Чего за ней гоняться?
Им лишняя морока, а мне – нервы. Я ведь не просто ведьма какая-то, а метаморф. Это слово не то что вслух произносить нельзя, а даже думать в Ведарии страшно. И чем настойчивей за мной бежали, тем больше я опасалась, что они всё-таки успели разглядеть истинную природу моих сил. И теперь уже точно не отступят, пока не поймают и не усадят меня в темницу.
Перед мысленным взором возникла сырая и холодная комнатушка за решётками. И я поёжилась. Нет уж, туда попадать мне совершенно не хотелось. Я с грустью взглянула на кипевшую в котле зелёную субстанцию. Время шло, но больше желающих решить проблемы с кожей, или ещё чем, так и не появилось.
От нетерпения постукивая ножкой по полу, я требовательно поглядывала на дверь. И та, не выдержав моего сверлящего взора, всё же скрипнула и открылась.
В кабинет зашёл высокий, худощавый – мать моя! – не сказать, что парень. Его и человеком-то с трудом назвать можно. На пороге стоял мертвецки бледный, коротко стриженый брюнет с глубоко посаженными грустными глазами, которые почему-то очень оживились, увидев меня. Он снял с плеча до верху наполненную травой плетёную корзину с длинной тканевой ручкой, выставил её перед собой и прямой наводкой пошёл ко мне.