Апрельское солнце призывно светило в окно, и Ёргольская решила приоткрыть окно, но рама не поддавалась. Оставив её в покое, она спустилась и направилась в сени.
– Пришёл Федул – тепляк подул, – заметил камердинер Фока. – Считайте, барыня Татьяна Александровна, весна пришла, да снег исчезает с такой скоростью, что скоро трава кругом зацветёт. Одним словом, апрель полновластно вступает в свои права!
– Вы правы, Фока Демидыч, уже так и хочется прогуляться по «прешпекту».
– Приятной прогулки!
– Благодарю вас.
Настроение с утра было хорошее. С той минуты, как она появилась в Ясной, дворник тщательно очищал парадную дорогу, и поэтому идти было легко. Весенний тёплый ветерок обвевал её теплом, и она, незнамо почему, ощутила такую радость, словно чувствовала: сейчас произойдёт что-то необыкновенное. Вдруг она увидела знакомый тарантас. «Кто же едет в нём?» – подумала она. Занятия в университете ещё не закончились, но додумать она не успела, увидев, как молодой человек чуть ли не на ходу выскочил из экипажа, и она оказалась в объятиях дорогого племянника.
– Лёвочка, душа моя, что произошло? Или тебя раньше времени отпустили?
– Нет, братья Сергей и Митя оканчивают учёбу в университете, а мне учёба надоела. Я принял решение совсем оставить это учебное заведение, заняться хозяйством в своей любимой Ясной Поляне. А главное – больше никуда не уезжать. Казань так надоела мне, что я не захотел оставаться в ней ни одной лишней минуты. И я безмерно рад, что тут же встречаю свою дорогую и любимую маленькую Туанетт.
Он обнял её, чуть ли не взял на руки и целовал, целовал, а Ёргольская от несказанного счастья зарделась, и они пошагали к дому. Она заметила, что Леон осунулся и похудел.
– Ты не болен, мой мальчик? – заботливо спросила она.
– Чуть-чуть приболел, но уверен, что скоро всё будет хорошо!
– У тебя, случаем, не чахотка? – снова с тревогой поинтересовалась она.
– Пустяки, тётенька. – Лёва явно не желал рассказывать ей о болезни, но, заметив с её стороны серьёзную озабоченность и, видимо, поняв, что она не успокоится, пока не узнает, вручил ей тоненькую тетрадь и попросил прочитать первую страницу его дневника.
17 марта 1847 года Леон записал: «Вот уже шесть дней, как я поступил в клинику, и вот шесть дней, как я почти доволен собою. Я получил