Отец приехал неожиданно – они не пробыли в имении еще и месяца. Он был резок и серьезен: «Мы уезжаем в Соединенные Штаты Америки. Навсегда. Другого выхода нет. Завтра выезжаем в Москву». Сказал – как отрезал. Или – как убил. Лиза, накинув шаль, рванулась к двери. «Куда?!» – глухо и резко спросил отец, но, посмотрев в колючие и горестные одновременно глаза дочери, только рукой махнул: «Ступай. Прощайся». Он, конечно, уже все знал, и понимал лучше ее самой. Он глубоко и сильно любил дочь и сочувствовал ее горю, но сделать ничего не мог. И Лиза ушла, убежала через поля, не видя сквозь слезы ни яркого еще теплого осеннего солнышка, ни белых барашков облаков в нежно-голубом дымчатом небе. Убежала и не вернулась на ночь. Кухарка и няня всполошились искать, но отец вновь махнул рукой: «Времена сейчас такие. Пусть прощается». И вздохнул. Когда-то он вот так – до одури, до помешательства любил свою жену. Видно, наследственное это у них. А что поделать?!
И Лиза прощалась. Она тихо плакала, лежа рядом, обняв любимого, капая редкими крупными слезами на его плечо. Он гладил ее разметавшиеся светлые волосы, прижимал ее к себе и молчал. Теперь она была – вся его и одновременно – совершенно чужая. Сегодня она уедет в Москву, а через несколько дней их будет уже разделять океан. Он понимал, что можно обещать друг другу и говорить все, что заблагорассудится, но видятся они сегодня в последний раз. И снова с силой прижимая Лизу к себе, Александр отворачивал лицо – он не хотел, чтобы она видела, как он плачет.
Без страха и стеснения, пытаясь хоть в чем-то быть непокорным в своей покорности судьбе, он проводил Лизу до ее имения. Она повернулась к нему, прижалась что есть сил и, подняв мокрые, припухшие от слез глаза, прошептала: «Я не смогу вернуться. Но я буду тебя ждать. Всю жизнь. Тебя одного». «Если я смогу, – тихо ответил он, – если будет хоть малейшая возможность, я приеду, я найду тебя, обещаю». Он долго не мог отпустить ее руки, она никак не могла отнять свои холодные пальцы от его горячей ладони, прикосновение длилось, длилось, ослабевая, но не в силах оборваться. Наконец, ее рука скользнула вниз, она отвернулась и, закрыв лицо ладонями, пошла по направлению к дому, где – она не видела – прижавшись лбом к оконному стеклу, стоял отец. Он ничем не мог помочь дочери, он винил себя в ее приезде сюда, в ее горе, но оставить ее в России он не мог – в сложившейся ситуации это означало бы ее погибель. Взять же Александра с собой на данный момент не было никакой возможности. Может быть, потом… если их любовь не поутихнет в разлуке.