На одной вечеринке, набравшись смелости и изрядной порции текилы, я сделала это. Он не удивился. Только слегка улыбнулся и спокойно ответил, что давно это понял. Потом добавил, что ценит нашу дружбу, и произнес все те правильные, но совершенно бесполезные слова, которые положено говорить в таких случаях. Я стояла перед ним, отчаянно желая провалиться сквозь землю. Ни слова не сказала в ответ, лишь кивнула, на том и разошлись. С тех пор я приняла правила этой странной игры: Майкл любит Лору, а я люблю Майкла. И ничего изменить нельзя.
Моя бабушка Мэгги сказала тогда:
– Через три года всё пройдет, Кейти. Просто подожди – и увидишь.
И я стала ждать.
За мои двадцать пять лет с окружающим миром у меня вообще выстроились непростые отношения. Я была, как бы это помягче сказать, невезучей. Нет, я выросла в полной любящей семье, имела друзей, легко и быстро находила общий язык с людьми. Но сколько себя помню, притягивала неприятности.
Если в детстве мне покупали новый велосипед, то в первую же поездку ломалось колесо, и дело заканчивалось ободранными коленками. Если кто-то бросал мяч на детской площадке, он неизменно попадал мне в лицо. На уроках химии именно у меня вспыхивало, шипело или плавилось всё то, что, по мнению учителей, совершенно не могло причинить вред.
У меня вечно выходила из строя техника, прорывались водопроводные трубы и пробивались шины. А уж сколько раз я получала по носу дверью – и не сосчитать. В общем, своей любовной неудаче я тоже не особенно удивилась.
Прошло три года, потом ещё один, и ещё один, а любовь к Майклу оставалась на месте. И тогда я поняла, что на мне бабушкино правило дало осечку, и стала жить дальше.
Осень в Нью-Йорке в этом году выдалась прохладной. Я шла по залитой уже совсем неласковым солнцем улице, разглядывая свое отражение в витринах. Волосы торчали в разные стороны, справиться с ними было не под силу даже маме, а уж она то знала толк в укладках.
– Бабушкино наследство, – говорила она, пытаясь совладать с моими кудрями.
На что бабушка обычно отвечала:
– Это идеи клубятся в хорошенькой головке, Анна. Идеи и мечты. Должен же кто-то быть мечтателем в семье, где у всех судейский молоточек вместо сердца.
В моей семье все были юристами: мама с папой и трое братьев. Родители работали в окружном суде, Николас и Питер, мои старшие братья, вели адвокатскую практику, а Алекс, младший брат, заканчивал юридическую школу. И только я, всю жизнь просидев за книгами, связала свою судьбу с литературой. Я обожала её, читала запоем в детстве, а теперь мне за это ещё и платили. Мечта, а не жизнь, правда?