Я живу в трехкомнатной квартире вместе с одним жильцом. Комнаты достались ему в наследство или в подарок – две из них всегда закрыты, задыхаются от столетнего барахла, пыли и высохших растений. В одной нахожусь я, мое убежище – угол между подоконником и шкафом, скрытый липкой коричневой шторой. Третья комната, в которой мужчина спит, питается, принимает гостей, смотрит телевизор и так далее обставлена очень хорошо. Вместо ковров под ногами там пол с подогревом, вместо ввалившейся косой люстры четыре ярких лампы, не телевизор Avest весом в двадцать килограмм, а экран на полстены.
Сосед не шумный, девушек не водит, иногда приходят друзья. Кем работает – не знаю, по будням в одиннадцать часов в синем костюме и с маленьким черным портфелем куда-то уходит. Возвращается к вечеру в скверном настроении, раздевается и падает на кровать, лежит так полчаса и больше, потом ужинает. Ходит в спортзал два раза в неделю, пьет редко, только в компании.
Жить в квартире холостяка рискованно. Если ты возьмешь немного лишнего из холодильника, решишь себя побаловать, то твой сосед мгновенно заметит пропажу. Ему будет некого в ней обвинить. Единожды попавшись, ты уже не успокоишь его нервы. Люди сходят с ума от чувства, что они не одни. Теперь ты не можешь быть уверен, что твой сосед спит по ночам – он лежит с открытыми глазами и прислушивается. Тебе больше нельзя спокойно разгуливать по квартире, пока его нет. Он оставил включенной камеру компьютера, ноутбука, телефона, пожираемый паранойей. И привыкай голодать – он начал вести учет каждой конфеты в вазе, каждого миллилитра молока, каждой крошки в хлебнице.
Так что безопаснее всего залезать в холодильник в ночь после того, как к жильцу кто-то приходит. Поутру никто не будет звонить другу и расспрашивать о пропавшей котлете или лапше. Особенно, если накануне все разошлись нетрезвые.
Я надеялся что-нибудь съесть и дожидался, когда именинника оставят в покое. Впервые, кажется, было по-настоящему шумно, и это после полуночи! Пьяные поздравления, воспоминания, песни от трех гостей, они только и приходили к Лёше. Но праздник, бурно и весело начавшийся, был обречен скатиться в траур – типичное свойство всех дней рождений.
«У вас жены и дети, а я один, тошно жить», «Да это хорошо! Свободный!», «Сами попробуйте пожить без всех. Через неделю повеситесь», «Ты это говоришь потому что никто не приехал кроме нас, суки! Давай звони всем», «Зачем звонить? Не буду я… Поздно», «Надо, надо, а то совсем про старика забыли, хотя бы напиши!», «Ну, написать можно».