– Что ты хочешь сказать? – голос ровный, но внутри всё кипит.
Он чуть наклоняет голову, смотрит на меня, как будто изучает.
– Что я хочу сказать? – он усмехается. Неровно, дерзко. – Что все эти вопли про права – просто попытка избежать ответственности. Все хотят свободы, все хотят трахаться с кем попало и как попало, но никто не хочет отвечать за последствия.
Меня разрывает изнутри.
Сердце бьётся слишком быстро.
В груди нарастает жар, будто меня облили кипятком. Челюсть ноет от того, что я сжимаю зубы.
– Ты серьёзно? – я встаю, стискивая кулаки. – Ты, человек, который всю жизнь делает, что хочет, сейчас пытаешься рассуждать о том, как другие должны распоряжаться своими жизнями?
– Я говорю, что если ты создаёшь жизнь, ты за неё отвечаешь, – пожимает он плечами. Легко. Как будто это не спор, а просто очередная шутка на вечер. – Но кому сейчас нужна ответственность, верно? Проще убить, чем справляться с последствиями.
Моё сердце грохочет в ушах.
– Ты называешь это убийством? – мой голос дрожит, но не от страха. От ярости.
Он опирается спиной о стену, наклоняет голову чуть вбок.
Глаза не моргают.
– А как ещё это назвать? Нежелательной случайностью? Ошибкой? – его голос звучит пьяно, лениво, но глаза – острее лезвия. Они смотрят сквозь. Как будто он заранее знает, что скажет дальше, как будто ему даже не нужно думать.
И вдруг, на секунду, мне кажется, что он говорит не только о женщинах.
Как будто это касается и его тоже.
Но мысль улетает, потому что он добивает меня последней фразой:
– Если ты играешь во взрослые игры, будь готова к последствиям. А если не готова – не играй.
Он сказал это так спокойно, что я хочу ударить его.
Мы стоим друг напротив друга, и воздух между нами буквально искрит от злости. Он выглядит так, будто готов бросить ещё одно колкое замечание, но я не даю ему шанса.
Я разворачиваюсь и ухожу.
Захлопываю дверь так, что стёкла дребезжат.
Грейсон бесит меня.
Но больше всего меня бесит то, что после этих споров у меня трясутся руки.
Но больше всего – то, что после этих разговоров мне хочется не молчать.
Хочется сказать ещё.
Хотя бы что-то.
Потому что в нём есть трещина. Её почти не видно. Но я её чувствую.
И она – почему-то – не даёт мне покоя.