Аист посетил семью Тюбинген трижды, но с большими перерывами. Максу было двадцать восемь. Бенедикта увидела свет десятью годами позже, а близнецы родились спустя еще восемь лет. Тут толстый Тюбинген перепугался. К такому благословению небес он готов не был. Трое сыновей – многовато, он рассчитывал от силы на двух. Макс по праву первородства должен был унаследовать Верхний Краатц, а второй, родись он, поместье Драке в Померании, попавшее в семью через Тойпенов. Теперь же вместе со вторым сыном появился третий, что совершенно спутало отцовские планы. Выяснить, кто из близнецов родился первым, не представлялось возможным. Они появились на свет с разницей в двенадцать минут, но были настолько похожи друг на друга, что уже через полчаса после рождения нельзя было понять, кто есть кто. Отец и дед полагали, что первенец Дитер, мать клялась, что Бернд, а повитуха и вовсе не помнила, как было дело, за что получила головомойку. Мальчики до поры до времени воспитывались дома, как придется, после чего должны были отправиться в Лигниц в дворянский лицей и стать офицерами. Оставалось надеяться, что все как-то само собой образуется.
Барон Тюбинген закончил одеваться. Туалет его был до крайности прост. Тюбингену было плевать на свой внешний вид, что не переставало раздражать его жену, не разделяющую подобное философское пренебрежение внешним лоском. Обычно – и в тот день тоже – он носил довольно потасканную куртку неопределенного цвета, в широких карманах которой образовался целый склад самых разных предметов, таких как: напоминающий кинжал перочинный нож, садовый секатор, самшитовая табакерка, непомерного размера красный носовой платок, потертая сигаретница с длинными желтыми и на диво пятнистыми голландскими сигарами, а иногда еще и картофелины с поля, гильзы и бумажные пыжи, спичечные коробки, собачий свисток, а также утренняя почта, свежие газеты и изредка жук-олень для Бернда или древесная лягушка для Дитера. Короче говоря, карманы этого суконного одеяния, чистить которое дозволялось только Штупсу, напоминали небольшой музей или фургон бродячего старьевщика, в котором можно найти все что угодно.
Наряд дополняли широкие штаны, заправленные в высокие сапоги, красно-зеленая вязаная охотничья жилетка и невероятный головной убор, что-то вроде шапки с ушами, завязанными на макушке. Со всей этой красотой едва ли сочетался монокль, который Тюбинген носил постоянно. Привыкнув иметь его в глазу еще будучи лейтенантом, он не оставлял старой привычки. Сорока годами ранее Тюбинген состоял в лейб-гвардии. Сложно было поверить, что этот толстый старый помещик был элегантным офицером первоклассного полка. Более того, в хорошем настроении баронесса упоминала, что ее Эберхарда по праву называли «самым красивым офицером его величества». Найти этому объяснение было сложно. Барон был гигантом, но скорее напоминал Фальстафа, чем Вотана. Его смуглое лицо обрамляла растрепанная борода с проседью, которую ветер превращал в отдаленное подобие подсолнуха. Под бритву она попадала лишь по особым поводам. Но на медного оттенка лице сияла пара чудесных голубых глаз, добрых, не вызывающих трепета даже во гневе. А такие минуты бывали нередки, ведь, как и большинство добродушных людей, Тюбинген быстро закипал и так же быстро остывал.