Он подбежал ко мне и протянул небольшую деревянную коробочку. Внутри, на бархатной подложке, лентой была привязана полусфера из дымчатого стекла в золотой оправе.
– Это линза Перегринуса, – смущенно пояснил писатель. – Помогает видеть… скрытую сторону вещей. При жизни помогала видеть будущие сюжеты книг. Мне она уже не понадобится, раз я отказался от своей затеи; вам же и вашим сокурсникам, полагаю, такой инструмент пригодится. Но осторожно: утаенное от обычного взгляда не всегда обыденно и безобидно.
– Спасибо. Удачи Вам, господин Гофман. До встречи.
– Auf Wiedersehen, добрая фройляйн. Благодаря Вам я знаю, что истории свои записывал не зря.
***
Сказать, что это происшествие взбудоражило ученический коллектив – значит не сказать ничего. Воспользовавшись общей сумятицей, я сумела проскользнуть в упомянутый кабинет за занавесом аудитории онейрологии, обычно, по сообщению наиболее смелых, закрытый на четыре замкá.
Хозяйка не слишком удивилась моему вторжению и заговорила первая.
– Интересно, тебя приняли для работы шпионом или, может, профессиональным приключенцем? Ты всегда лезешь во все истории, какие только ни случаются?
– Excusez-moi, madam… э… – тут до меня, и так заикавшейся от волнения, дошло, что никто из деканов не представился сам.
– Да знаю я, как вы меня обзываете. Говори же.
– Скажите, а эти вещества, что, просто… какая-то отрава? Я имею в виду, как всякие вредные, ничего особенного, никого… неземного?
Выговора не последовало.
– Если бы так, как же вы сопроводили бы меня в видения господина писателя? И переводили тексты методой погружения?
– Может, эта наркота высокотоксичная. И тогда на самом деле всё это… всё это…
– Что, иллюзия? Долгий сон? Последствия интоксикации? Смотри.
Она метнулась к этажерке, схватила какую-то колбу и открыла прежде, чем я успела возразить.
– Смотри, – повторила мадам Мумут, – она же далеко, да? И что ты там видишь?
– Жидкость, скорее фиолетовую. Или нет. Пар? Какой-то газ, или дым, он движ… или… какой-то фигуры странной… ой!
В тот момент, когда второй завиток этого «газа» настиг меня, вместо лица – вернее, маски – преподавательницы появилась красная от перепоя или чего похуже физиономия отца. Я поняла, что сейчас он насчет отчитывать меня за плохо помытую сковородку, и сжалась в ожидании пощечины. Но вот его сменила мама с её карикатурной морщиной на лбу, заливающаяся истерическим монологом о моей бесполезности и лености. Подготовив было защитную речь об отличных успехах в учебе, я осознала, что нахожусь в пыльной больничной палате, и на этот раз выпиской через неделю не отделаться, потому что отделались уже от меня…