Глава 6. Голос Народа, Шепот Сомнений
Чем дальше Алекс и Элайджа продвигались на север, тем мрачнее становились пейзажи и люди, их населявшие. Плодородные поля, которые они миновали в первые дни после побега из Кингсбриджа, сменились чахлыми наделами, едва способными прокормить своих хозяев. Деревни, некогда, должно быть, зажиточные, теперь стояли полупустыми, с заколоченными окнами и покосившимися крышами. Обветренные лица крестьян были отмечены печатью безнадежности и застарелого страха. Налоги короля Виктора, непомерные и безжалостные, высасывали из земли и людей последние соки.
В одной из таких деревень, где они остановились на ночлег в заброшенной кузне, Алекс впервые по-настоящему столкнулась с отчаянием, которое нельзя было отогнать сарказмом или ловкостью рук. Маленькая девочка, не старше шести лет, с огромными, голодными глазами, молча протянула ей высохший полевой цветок. Ее мать, женщина с пергаментной кожей и потухшим взглядом, лишь горько качнула головой, когда Элайджа попытался предложить ей немного из их скудных припасов. «Все отберут, добрый господин, – прошептала она. – Сборщики налогов или солдаты короля… Какая разница?»
В ту ночь Алекс долго не могла уснуть. Образ девочки с цветком стоял у нее перед глазами. Это было не абстрактное «страдание народа», о котором говорил Элайджа. Это была живая, дышащая боль, которую она, казалось, ощущала собственной кожей. Ее эмпатия, обычно надежно упрятанная под слоями цинизма, рвалась наружу, причиняя почти физические муки.
На следующий день, в другой деревне, когда староста, заискивающе кланяясь Элайдже (которого он, очевидно, принял за важного, хоть и бедного, путешественника), жаловался на новый налог на дымоходы, Алекс неожиданно для себя вмешалась.
«А если топить по-черному, без дымохода? – спросила она, и в ее голосе прозвучали знакомые уличные, практичные нотки. – Или сложить один большой очаг на несколько домов? Меньше дыма – меньше налог. Да и теплее будет зимовать вместе».
Староста и несколько собравшихся крестьян удивленно посмотрели на нее. Элайджа тоже бросил на нее изучающий взгляд.
«Это… это против правил, барышня», – пролепетал староста.
«Правила пишут те, у кого тепло и сытно, – отрезала Алекс. – А тем, кто мерзнет и голодает, иногда приходится писать свои. Подумайте».