– Ты прячешься там, где было по-настоящему тепло, – тихо сказал Глеб, наблюдая за мальчиком.
– Это было перед отъездом, – голос Льва был едва слышен, он словно говорил из самой глубины своих воспоминаний.
– Мы строили ракету из одеял… Он пообещал, что вернется. А потом – просто его не стало.
Тишина. Письмо… Он коснулся пожелтевшего конверта, который все еще судорожно сжимал в руке.
– Это не его голос звал тебя остаться, – мягко произнес Глеб.
– Тот, из тумана. Это твой страх. Страх, что если ты проснешься – его не будет больше нигде. Даже здесь.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь их тихим дыханием. Глухие удары снаружи прекратились. Туман отступил.
Лев поднял глаза от фотографии и снова посмотрел на письмо в своих дрожащих руках. Печать оставалась целой.
Он сделал один неуверенный шаг вперед, вглубь комнаты, вглубь своего прошлого. Шаг к правде.
Глава 10. Ключи к выходу.
Лев стоял посреди комнаты своего детства, пойманный в янтарную ловушку воспоминаний. Тишина была почти осязаемой. И в этой тишине старый, пыльный телевизор в углу внезапно ожил.
Экран замерцал, зашипел статикой, а потом на нем проступило дрожащее, выцветшее изображение, словно вытащенное из самой глубины памяти. Солнечный день, ярко-зеленая трава.
Камера тряслась в чьих-то неумелых руках. Маленький мальчик лет шести, сам Лев, в нелепом картонном шлеме космонавта сосредоточенно мастерил что-то грандиозное из больших картонных коробок.
Рядом, на мягкой траве, сидел его отец – высокий, добродушный, смеющийся.
«Так, командир, – донесся с пленки его голос, чуть приглушенный временем, – если захотим взлететь – без топлива не обойтись! А топливо – это вера».
Камера качнулась, и вот уже отец сидел перед сыном на корточках, его лицо стало серьезным, взгляд – глубоким и теплым.
«Если когда-нибудь станет совсем одиноко… – сказал он, и голос его стал тише, доверительнее, – возьми вот это. Оно подскажет, куда идти. Но только когда ты будешь готов».
Отец протянул что-то маленькому Льву, но в этот момент солнце бликнуло в объективе, и предмет на записи засветился яркой, слепящей вспышкой, скрывая свою форму.
Изображение задергалось и погасло, оставив лишь шипящий серый экран. Лев смотрел на пустой экран, его губы беззвучно шевелились.
– Я… я не помню, что это было, – прошептал он, голос дрожал.