– Не знаю, – честно признался Максим. – Последний год отец жил как отшельник. После того сердечного приступа перебрался на дачу, говорил, что в городе ему тяжело дышать.
– Но два миллиона, Макс! – Андрей понизил голос, хотя в утренний час кондитерская пустовала. – Зачем они ему? И почему он не рассказал нам?
Максим покачал головой. Действительно, зачем? Их отец, в старом свитере с протертыми локтями, который штопал сам, потому что «выбрасывать хорошие вещи глупо». Отец, который мечтал не о яхтах и виллах, а о том, чтобы внук – его единственный внук – поступил в тот же технический институт, который заканчивал он сам.
– Не знаю, – повторил Максим. – Но думаю, ответы на даче. Отец всегда хранил важные бумаги в своем кабинете. Если этот долг существует, там должны быть какие-то следы.
В глазах Андрея мелькнуло беспокойство:
– А если этот долг настоящий, что тогда? У меня сбережения на образование Мишки, но там от силы тысяч четыреста. А у тебя ипотека…
Максим видел, как нервно брат постукивает пальцами по столу – привычка, выдававшая его тревогу с самого детства. И вдруг вспомнил, как отец накрывал эти нервные пальцы своей широкой ладонью: «Спокойно, Андрюха. Решаем проблемы по мере поступления».
– Для начала выясним, что это за долг, – Максим попытался говорить так же уверенно, как говорил бы отец. – А потом решим, что делать.
По дороге на дачу они молчали. Максим вел машину, вглядываясь в серую ленту дороги, а Андрей листал старый отцовский ежедневник, который прихватил из дома, словно надеясь найти там объяснения.
– Послушай, – вдруг сказал он. – Тут за прошлый год несколько пометок с буквами «В.К.».
Без подробностей, просто даты. И вот запись от пятнадцатого мая: «В.К. Проект Н. Макет».
– Виктор Крылов? – предположил Максим. – И какой-то проект на букву «Н». Но что это значит?
Андрей пожал плечами:
– Может, отец подрабатывал на пенсии? Ты же знаешь, он никогда не мог сидеть без дела.
Максим вспомнил, как отец даже в больнице не расставался со своим потрепанным блокнотом, постоянно что-то чертил, высчитывал. «Не могу без работы, – говорил он в ответ на их увещевания отдыхать».
Дачный поселок встретил их весенней распутицей. Старенький «жигуленок» отца, который они так и не решились продать, сиротливо стоял у крыльца небольшого домика, крытого потемневшей от времени щепой. Сергей Иванович отказывался менять крышу, говорил, что такие теперь не делают – на совесть, на века.