Будто по сигналу, из леса начали выходить другие. Свора, точно слепки с
первого – всё в них было одинаково: шерсть, движения, выражение морд. Даже их шаги создавали иллюзию синхронности. Они низко припали к снегу и стали быстро, слаженно, без единого звука окружать «Хонду».
Лидер выждал, пока все займут свои позиции, затем спрыгнул с капота – только чтобы вновь взметнуться в воздух, теперь уже с явным намерением разбить лобовое стекло.
Женщина закричала в панике и ужасе, но её голос терялся в этих ужасных ударах о стекло.
Вся свора одновременно набросилась на колёса, вцепилась в резину, начала её буквально перегрызать. Машина ощутимо просела.
Тем временем кобель, будто заведённый, отскакивал и снова с размаху бился о стекло. Японское стекло было прочным – закалённое, многослойное. Оно не трескалось, но под ударами на нём начали проступать полосы крови. Пёс рассёк морду, но, не обращая на боль внимания, продолжал долбиться, как одержимый, пытаясь проникнуть внутрь.
Женщина охрипла и уже не могла кричать. Глаза её остекленели, и она не воспринимала происходящее – как будто разум ушёл в себя, не в силах справиться с реальностью.
Мужчина яростно нажимал на газ, пытаясь вырваться из этого кошмара, но машина уже стояла на голых ободах. Резина была разодрана в клочья и валялась вокруг, как изорванные тряпки, впитавшиеся в снег темными пятнами.
Кобель, собрав в себе какую-то нечеловеческую ярость, с силой прыгнул на капот. Раздался жуткий грохот. Лобовое стекло пошло густыми трещинами, в их узоре застыли капли собачьей крови. И сверху, медленно скользя, начал сползать глаз. Настоящий собачий глаз, мутный, налитый кровью.
Но пёс не замечал ни боли, ни крови. Он был словно вылеплен из иной материи – не из плоти и нервов, а из слепой воли и ненависти. Только цель перед ним – и ничего больше.
Женщина сидела, заворожённо глядя, как глаз медленно ползёт по стеклу вниз. И когда он оказался на уровне её глаз, остановился, будто приклеившись, она, словно очнувшись, снова истошно закричала.