23 июня 1940 г.
Немцы расположились в «Ритце» как у себя дома. «Недаром, видно, “фриц” и “Ритц” созвучны!» – повторяет Жорж по сто раз на день.
Не проходит и недели, как Париж переводят на немецкое время.
Вчера Петен подписал перемирие, и Франк почти рад этому.
Главное, пусть не ставят палки в колеса старому маршалу, он найдет выход.
Часы пришлось перевести на час вперед: равнение на Берлин. Так что солнце сегодня заходит в 23:30, через два с лишним часа после начала комендантского часа. Одна за другой зажигаются звезды, и над всеми достопримечательностями Парижа уже реет свастика.
Париж, Франкрайх.
Сегодня утром Ганс Элмигер, в отсутствие Клода Озелло исполняющий обязанности главного управляющего отеля «Ритц», объявил новые правила. Этот чуть заторможенный швейцарец, племянник владельца отеля, идеально подходит для данной ситуации: он нейтрален и невозмутим. «Ритц» отныне разделен на два отдельных крыла: сторона, выходящая на Вандомскую площадь, отводится для старших офицеров вермахта и высокопоставленных лиц Рейха, а крыло, выходящее на улицу Камбон, остается открытым для публики и может принимать гражданских лиц со свободным доступом в ресторан и бар. В главном вестибюле Элмигер даже установил красивый деревянный сундук, чтобы, как он выразился, «наши гости-военные» могли оставить там свои пушки.
– Господин Мейер! На подходе четыре немецких офицера, и среди них подполковник Серинг.
Этот голос с мягким пьемонтским акцентом принадлежит его юному ученику Лучано, который высматривает гостей на повороте от бара к большой зеркальной галерее. Ему еще нет семнадцати, но он прекрасно усвоил, что к чему. Франк так к нему привязался, что сам удивляется. Изначально он просто приглядывал за парнишкой в память о дружбе с его матерью, которую знавал по одной из прежних жизней, еще в Нью-Йорке. Может, их сблизила общая непростая тайна? Она же заставляет их внимательнее и осторожнее оценивать риски. В регистре актов гражданского состояния Лучано записан как Леви. Он обрезан, что делает его более уязвимым для доносов. Франк твердо-натвердо сказал ему: отныне будет считаться, что мальчик прибыл из Лугано, что расположен в швейцарском кантоне Тичино, а не из итальянского Ливорно, где слишком легко проследить его историю. Сын богатых коммерсантов, отправивших сына во Францию, подальше от антиеврейских расовых законов Муссолини, он приехал в Париж два года назад, чтобы получить профессию. Природная искренность толкнула его полностью открыться Франку, которого он боготворит, и отдать себя под его защиту.