В общем, Пиросманишвили сидел, сидел, думал, думал, и возникло у него несколько идей. Пришёл домой, стал рисовать эскизы. А он уже был таким известным художником, что мог дома сесть и поработать. У него дома уже был ватман белый, бумаги, разные карандаши, ручки, он мог уже что-то набросать. И потом с этими чертежами подмышкой он пошёл к Ревазу Габриадзе. Приходит в пятницу и говорит:
– Гамарджоба, Реваз! У меня есть кое-какие идеи, хочу с тобой их обсудить.
А Реваз Габриадзе в пятницу вечером уже такой весёлый, выпил вина, и ему хорошо бы уже спешить домой, потому что дома у него уже гости, дома у него застолье. И он говорит:
– Ай, батоно, ты – Нико Пиросманишвили! Ну что ты?! Что я буду смотреть на твои чертежи, на твои рисунки? Я тебе доверяю, тебе весь Тифлис доверяет. Вот тебе ключи. Оставайся на два дня у меня прямо в магазине. Рисуй! Я приду в понедельник, и мы с тобой тогда посмотрим.
И Пиросманишвили остался у него в магазине.
Ходил, смотрел на эти подушки – действительно такие лёгкие, такие тёплые. В одно одеяло он руку засунул внутрь. Одеяло было свёрнуто рулоном, и он взял туда руку засунул и выдернул руку, потому что чуть не обжёгся, так там стало руке тепло. Подумал: «Надо же, действительно, тёплое одеяло». И начал рисовать то, что придумал. Два дня рисовал и так и уснул в воскресенье вечером прямо за столом, где рисовал.
А утром в понедельник приходит Реваз Габриадзе и говорит:
– Ну как?
– Мне кажется, неплохо, – отвечает Пиросманишвили.
– Ну, давай возьмем эту твою длинную вывеску и прямо через входную дверь на улицу вынесем и поставим на стульчики. Пока не будем вешать, на стульчики поставим. Я буду разглядывать, и люди будут мимо идти. Они как-то будут комментировать: может быть, им понравится, может быть, нет, мы посмотрим. А мы с тобой на улице будем сидеть тоже на стульчиках. Люди будут проходить, мы с ними будем разговаривать, будем с тобой чай пить, завтракать будем. Хорошо?
А день был солнечный, тёплый. И вот они вдвоём эту вывеску вынесли из магазина, поставили на стульчики прямо вдоль магазина. И сами рядом сели с чаем и булочками. И Габриадзе говорит:
– Так, ну что, батоно Нико, начну рассматривать. Так. Слева ты нарисовал гусей. Хорошо. Гуси – это правильно. У меня гусиный пух в подушках и в одеялах. Это хорошо, что ты гусей нарисовал. И люди будут проходить и будут меня спрашивать: