То смешно, натурально,
По капельке рвёт на клочки,
На мечты, на стихи, на остатки всего мирозданья.
Нет, не стал я другим. Я, наверное, не излечим.
Где-то голод.
Он выглядит не грандиозно.
Пью, как воду верблюды я жирное смысла питьё.
И под бездною звёздной, я всё это, взвыв одиозно,
Превращаю в пустое излишнее бремя своё.
Всё растает, как слёз безболезненное испаренье.
И уже никогда не пройти нам по дебрям туда,
Где последний герой Легкобытов, зловещею тенью
Бьёт в невидимый гонг и копытами рвёт провода.
Бред ли? Бред.
Если жить, то иного не надо.
В каждом деле мирском
Кроме истины всё нам дано:
И большая любовь и большая беда,
И смешная расплата.
Унижайтесь, взлетайте, боритесь,
Ложитесь на дно.
«Ничего, – я внушаю себе, —
Ничего, – я внушаю, —
И всё будет не так».
И как вскользь я смотрю в глубину.
Но стекло не блеснёт, и вуаль не вспорхнёт оживая.
И по радужной зыби я далее лямку тяну.
Вы не бойтесь!
Когда-нибудь вечных бесславий не будет.
И порочное «Я» все тылы растеряет свои.
Первых ждали ножи.
Третьих ждали салюты орудий,
И решётки в кружочек, и зубы улыбок в крови.