– Он уже поднимается.
Нот появился в жизни Мел почти одновременно со мной. Она просто привела его на ночь, а он остался навсегда. Тогда они пытались построить какие-то отношения, но это был даже не бурный божественный роман. Их хватило меньше, чем на месяц, к концу которого они собирались друг друга придушить. Но стоило прекратить делить постель и хранить друг другу верность, как стало очевидно, что они могут быть отличными друзьями. Слишком похожие, слишком зависимые от свободы. Бог стал все чаще составлять нам компанию, и в один момент мы так привыкли к его горячему ветру, южному жару и бесконечному солнцу, что не готовы были отпустить. Главное правило гласило – не вспоминать о том, как они с Мел познакомились. И мы следовали ему неукоснительно.
А потом Нот нашел Линоса. Тельхин, жадный до знаний, сунул нос куда не надо, а Нот оказался рядом. Никто из них никогда не делился подробностями этой истории. Но, присоединившись к нам, а мы даже не поняли, как это произошло, он словно дополнил идеальную фигуру. Треугольник резал острым концом, квадрат же держал баланс.
И вот мы здесь.
Линос бросил на стул серый пиджак, налил стакан воды и сел, пока я пыталась понять, как мужчины умудряются носить пиджаки и костюмы в такую погоду, оставаясь при этом обложками самого желанного журнала.
– Рад видеть всех в сборе.
Его каштановые волосы были идеально уложены, в бездонных ореховых глазах плескалось познание всего мира, и сам он как непоколебимый камень и самый твердый металл. Если Мел была одной природы с Нотом, то я больше походила на Линоса. Всегда собранный, уверенный, с обостренным чувством порядка вещей. Такова была его сущность. Я же своей не знала.
– Лучше скажи, за какой бездной тебе понадобились очки? Может, у божеств теперь тоже садится зрение, а мы не в курсе? – Нот вскинул брови.
Линос покрылся красными пятнами, взялся за дужки и аккуратно снял аксессуар.
– Я выгляжу в них презентабельно.
«Более нормальным» – прочитала в его взгляде. Каждый из них провел в смертном мире больше сотни лет. И каждый был одинок. Элизий давно не был домом, но и быть собой в Эонии они не могли. Люди не чувствовали эфир в нашей крови, слишком разбавленный и слабый, и ничего о нас не знали. Покрытые пылью легенды, поросшие сорняками мифы. Мы давно не были вершителями судеб, все, что от нас требовалось – существовать, чтобы поддерживать Эонию.