Ах да, книги. Собственная жизнь на фоне литературы тоже становилась похожа на страницу из книжки, проступала загадочным полустертым орнаментом. А еще… Когда-то, сто лет назад, может, в двенадцать-тринадцать, Лимба видела картинку: грустную девушку обнимает проступивший с огромной книжной страницы парень из бумаги со строчками, ласково-ласково и так дружески, что ей самой тогда захотелось стать этой девушкой. Ну да, книжки – друзья. С ними куда проще сблизиться, чем с настоящими людьми… Да и зачем с людьми сближаться? Особенно по поводу любви. Вон посмотреть на всех, хоть на родителей, хоть на одноклассников: от этих сближений одни проблемы… Так, хватит отвлекаться. Вот, «Лейтенантская проза Великой Отечественной», то еще чтение, но экзамен есть экзамен…
Четверг сразу не задался. Во-первых, мама что-то нервничала из-за работы, хоть и не подавала виду – и вдруг опрокинула заварочник, сильно ошпарила колени себе и немного – Лимбе. Сразу приложили пакеты с заморозкой из морозилки, и полегчало, Лимба даже подумала – обошлось. Нет. Кожа вспухла все равно. Пока молча долго держали пакеты, мазались противоожоговой мазью, бинтовались и переодевались, обе, конечно, вылетели из графика. Больно было дико, хотя ожог – так, пара пятнышек, а каково же маме? Но та даже не морщилась, будто у нее в крови с рождения обезболивающее циркулирует. Побледнела только. То ли заодно учит стойкости, то ли у нее мысли по работе заняты чем-то таким, что хоть целиком кипятком ошпарься – все не важно, забинтуйся как мумия и иди на работу. А тут только коленки, ерунда какая. Но таблетки какие-то она выпила две штучки, а Лимбе дала одну. Отпустило на середине дороги до школы, а то правда идти было больно, особенно когда юбкой задевает. Хорошо, что мама сегодня на служебной машине, и не за рулем, водитель есть, не надо ногами шевелить, когда педали переключаешь… А вообще школа просто оазис по сравнению со взрослой-то жизнью. Хотя кому как. Вон, кроме взрослых, которые куда-то мчатся, полно бездельников, которые никуда не спешат. Значит, никому и нигде не нужны.
Во-вторых, опоздав, Лимба нарвалась на завуча. Ну вот все эти женщины были нормальными, тетеньки как тетеньки, уставшие уже только навсегда, а эта… Правда демоница из ада. Выставили оттуда, потому что и там всех допекла. Маленькая, даже на каблучках ниже старшеклассниц – именно рост, что ли, ее расстраивал? Да какая разница, какой у человека рост? В общем, даже учителя ее сторонились. Что она делала в школе – непонятно, полезного дела никакого, вроде составления расписания или встреч с родителями, за ней не замечалось, она даже никаких уроков не вела, так, стучала каблучками по этажам, всегда с волосами, выкрашенными в гуталиновый цвет. Муха-Цокотуха такая. В седьмом классе в приступе подросткового протеста, типа флешмоб против унылой формы, Лимба, Глина (тогда еще с ней можно было если уже не дружить, то хотя бы ладить) и еще несколько девчонок пришли в школу в цветных джинсах: Глина в бирюзовых, девчонки в розовых, желтых и зеленых, а Лимба, конечно, в лиловых – боевой цвет Бастинды. Ох, что было. За пять минут Цокотуха довела всех, кроме Лимбы, девчонок до водопада соплей и слез, а потом проволокла сквозь галдящие этажи в кабинет директора. У той, оторвавшейся от вороха бумаг с печатями, был взгляд: «Господи, за что мне еще и это», и дело кончилось молниеносным выговором и замечаниями, но когда шмыгающих девчонок выставили из кабинета, Лимба задержалась и успела услышать, как выволочку директор устраивает уже Цокотухе, мол, зачем отвлекать ерундой, когда можно разобраться на своем уровне и так далее. Цокотуха вылетела – и наткнулась на Лимбу. И опять началось. Правда, не родился еще тот человек, кто довел бы Лимбу до слез, когда она включала режим «Бастинда» – а вскорости на день Восьмого марта они с девчонками опять поголовно пришли в цветных штанах и отплясывали на сцене в своем убогом хореографическом номере. С очень сладким чувством мести, потому что Цокотуха сидела прямо перед сценой. С немного ядовитым, приторным этим чувством мести, как с одной огромной, весело пенящейся бутылкой газировки на всех, которую все нормальные мамы запрещают пить, потому что там «химия» и сахар. Цокотуха хлопала, улыбаясь на их разноцветные тощие задницы, как скелет из кабинета биологии. Убогая, в общем, месть.