– Ну, как бы из Москвы.
Кстати, встретились все именно у московского поезда. Саша, с небольшим рюкзачком за плечами, выскочил из вагона, крепко обнял Илью Антоновича: «Здравствуй, дядя Илья!», чмокнул в маковку Люсинду: «Растёшь, красавица!», затем сгрёб в охапку сразу троих – Вовку, Костика и Матвея: «Привет, пацаны!», потом… Потом майор всех знакомил с Егором, а Егор искренне смотрел на Люсинду.
Люсинда красивая. Даже синий цвет волос – стрижка каре – ничего не портит. Всё притягательно: лоб, глаза, щёки, губы, подбородок.
– Увижу рядом, прибью, – на полном серьёзе пообещал Вовка.
Автотранспорт: «газель» – микроавтобус – задних рядов нет, вместо них как бы комната, закрытая портьерой, и окна шторками задёрнуты.
Уже собирались садиться, Егор решил свалять дурака:
– А как рядом не быть? Мы здесь, в машине, все рядом будем. Ты меня сейчас, что ли, бить начнёшь, сразу?
Вовка заиграл желваками – стоял, нависая над Егором:
– Не тупи!
– Я просто уточняю, – попытался улыбнуться Егор. Вовкин взгляд – с прищуром, глаза будто стального цвета – не обещал ничего хорошего. – Нам же всё равно разговаривать придётся. И часто.
Люсинда прошла между мальчишек, улыбнулась Вовке:
– Один – ноль! – И качнула головой – волосы коротким – синим – движением туда-сюда – в сторону Егора. – В его пользу счёт.
– Переодеваться! – скомандовал Илья Антонович.
– Что? – не понял Егор.
– В армии, чтобы никому не было обидно насчёт того, кто во что одет, у кого футболка круче, форма одинаковая, – усмехнулся майор.
– Только погоны разные! – коротко хохотнул Саша и первым заскочил в «газель» и полез за портьеру, прихватив с одного из сидений чёрный пакет с приклеенным на скотч листком бумаги, на котором синей пастой были выведены две большие – с точками – буквы: «А. А.».
Переоделся он быстро. Выбрался в салон – в камуфляже: лёгкая куртка, штаны. На ногах – простые кроссовки серого цвета. Всё своё, в котором приехал, видимо, оставил за портьерой: и рюкзак, и футболку, и джинсы, и туфли.
– Володя! – не то попросил, не то скомандовал Илья Антонович, и Вовка, сердито выдохнув через нос – ноздри страшно расширились, тоже полез переодеваться.
Потом за портьеру по очереди забрались братья.
Для Егора в машине тоже нашёлся пакет – со своей буквой и точкой после неё – «Е.» – на бумажном листке, прихваченном всё тем же скотчем. И Егор удивился тому, что размер куртки и штанов, а самое главное – кроссовок, оказался именно его: нигде ничто не жало, нигде ничто не висело, не болталось.