– Остановись сейчас же!
Вор мчался прочь, но Элис не собиралась его отпускать. Она лавировала между прилавками, не обращая внимания на удивленные и возмущенные возгласы продавцов. Он метнулся в переулок. Она – за ним. Прилавки мелькали слева и справа, голоса терялись в шуме крови. Он свернул, думая сбежать. Она уже знала. Прыжок. Второй. И – тупик. Не раздумывая, она повисла на нем и повалила на землю. Не ожидая столь яростного сопротивления, вор замешкался, но тут же попытался сбросить ее с себя. Однако Элис держалась крепко, а когда он все же попытался оттащить ее, она без колебаний вонзила зубы в его руку. Юноша взвизгнул.
Подбежавшие мужчины быстро скрутили пройдоху, а толпа одобрительно зашепталась. Элис небрежно отвесила поклон, вручила спасенный мешочек с монетами растерянной старушке и, как ни в чем не бывало, направилась к матери. Ее сердце еще бешено стучало, но она была горда собой. Кто бы мог подумать, что в один, ничем не примечательный день она на короткий миг станет отважной героиней, сошедшей со страниц книг?
Но стоило ей только пройти пару шагов в сторону, как голос матери пронзил воздух:
– Элис Грэмс!
Она обернулась и увидела Маргарет. Между ее бровей появилась складка недовольства, и Элис знала, что это точно не к добру.
– А ну-ка объяснись, что ты здесь делаешь? – сквозь зубы спросила она, увлекая дочь к своему прилавку. – Я велела твоему брату присматривать за тобой… Ох, я ему задам! Пусть стыдно будет почти в двадцать лет ходить с поротой задницей!
– Прошу, не вини его, матушка. Джозеф только и делает, что рыбачит все утро на форелевом озере, а мне это занятие быстро наскучило, и вот я попросила дядюшку Крона подвезти меня на городской рынок к тебе.
Элис взяла в руки молодое зеленое яблоко – яркое, как сама жизнь, которую она так стремилась вкусить. Кисловатый сок брызнул ей на губы и потек по подбородку. Она вытерла его длинным рукавом сарафана, и на ее счастье, мать не заметила.
– Почему мы сидим в деревне, когда в городе так весело? В Гадаре жизнь кипит, вечно что-то происходит…
– Пташечка, мы обсуждали это не раз. И не два.
– И не три, – буркнула Элис.
Мать опустила глаза.
– Ундервуд – это дом. – За нее говорила тоска по тому, что ушло безвозвратно. – Это стены, которые помнят руки твоего отца. Это жизнь, которую мы прожили вместе. Я не могу бросить его, как ненужную вещь.