– Лю-уся!!!
– Люся! – чуть не рыдал неизвестный мужик.
Беда открыла глаза, сонно и длинно сказала что-то про козлов, повернулась на бок и снова заснула.
Я отвоевал ещё сантиметр одеяла, пригрелся и снова стал засыпать.
– Ну, Люся! – завопил мужик уже сорвавшимся голосом.
Беда подскочила, сорвала с меня одеяло, закуталась в него, и стала рвать на себя балконную дверь. Она сражалась с ней долго, шпингалет был тугой, а я не спешил ей на помощь – меня о ней никто не просил. Наконец, она открыла дверь и вывалилась босиком на заснеженный балкон. Морозный воздух хлынул в квартиру, Рон, задышал, потянул носом, но к балкону не пошёл.
– Люся! – почти плакал мужик.
– Эй, горластый! – крикнула с балкона Беда как капитан с капитанского мостика. – Я Люся!
– Люся! – взмолился мужик. – Позови Тёму!
Беда тихонько ругнулась и шагнула в квартиру.
– Тёма, это тебя! – сообщила она мне.
Я вздохнул, оделся, и пошёл на балкон.
– Ну? – спросил я щуплого мужичка, стоявшего внизу, на заснеженной дорожке. – Я Тёма!
Было темно – только тусклые фонари, догорающие костры, свет редких окон и хилый месяц, а так было очень темно. Но даже в темноте было видно – мужик сник, потерялся, расстроился, махнул рукой отчаянно и безнадёжно. Всё, нет надежды, ничего не поможет, жизнь прахом – и Люся не та, и Тёма не тот! Он развернулся и пошёл от дома прочь, сгорбившись, втянув голову в плечи.
И такая тоска меня вдруг взяла, глядя на его удаляющуюся спину, такая тоска, что… точно так же, махнув рукой, прочь от этого дома – и Люся не та, и Тёма не тот!
Я перелез через балкон.
Отматывая плёнку событий назад, я думаю, что не перешагни я тогда через перила, не проделай свой любимый десантский трюк – прыжок с четвёртого этажа – ничего бы потом не случилось. Ничего бы не произошло. Жил бы себе спокойно у Элки под боком мужем-занудой, и никогда бы она меня не выперла в школьный сарай, потому что любит меня нежно и преданно, как своенравная кошка хозяина.
Но я перешагнул через перила и сиганул вниз, как был – в рубашке, джинсах, без сумки, без кактуса. Когда я небольно приземлился в глубокий сугроб, в душе моей заиграли фанфары.
Никто у костров не заметил моего приземления, а если и заметил, то виду не подал: мало ли кто и как эвакуируется. Я побежал к своей «аудюхе», ключи от машины я всегда таскаю в кармане штанов. Я побежал вприпрыжку, насвистывая. Надоел, так надоел.