– Я? Я – просто тот, кто помнит, что было забыто.
Иногда он исчезал на недели. Оставлял табличку: «Закрыто на прошлое». Иногда покупатели, возвращаясь, находили лавку с другим фасадом, другим освещением – как будто она отражала их внутреннее состояние. В его присутствии время текло иначе. Некоторые утверждали, что были внутри 10 минут, а на улице прошли часы. Другие – что наоборот.
Марсель никогда не спрашивал, зачем пришли. Он знал. Иногда он смотрел на человека и кивал – как будто в его глазах промелькнули кадры чужой жизни. В эти моменты он был не просто стариком. Он был… свидетелем. Не судьёй. Не советчиком. Свидетелем пересечений судеб и вещей, через которые эти судьбы могли быть переписаны.
Главное правило «Лавки Марселя»: каждый предмет можно продать только один раз. И вернуть – нельзя.
Кто он? Откуда вещи? Почему они работают?
Ответов нет. Только истории.
И всё начинается со звонка над дверью. Звонка, который ты услышишь только однажды.
Зеркало, которое не отражает
Николь пришла не за вещью – она просто шла домой другой дорогой. С работы, как всегда. Уставшая, но собранная. Серые брюки, тёмный плащ, волосы собраны в пучок. На ней всё кричало: «Я знаю, кто я». Но внутри, под одеждой и ролями, – тишина. Такая, как в квартире, где давно не включали свет.
Она заметила лавку случайно. На углу, где раньше вроде бы был булочник. Потёртая вывеска: «Лавка Марселя», витрина без рекламы, стекло с легким искажением, как в старых зеркалах. И слабый звон колокольчика, будто не от её движения, а от чужого разрешения.
Внутри пахло старой древесиной и временем. Полки, уставленные странными вещами: шкатулками, книгами, фонарями. Ни ценников, ни музыки. Только тиканье. И взгляд.
Он сидел в глубине, почти сливаясь с сумраком. Высокий, худой, с серебристыми волосами и янтарными глазами, похожими на запылённые камни. Он не сказал: «Здравствуйте». Не спросил: «Чем могу помочь?» Он просто смотрел.
Николь почувствовала себя странно. Как будто её уже ждали.
– Я… просто смотрю, – сказала она, неловко улыбнувшись.
Марсель медленно кивнул, не отводя взгляда.
– Иногда это – единственный способ увидеть, – сказал он.
Она обошла пару полок, не зная, зачем осталась. Рука сама потянулась к предмету – старому зеркальцу, круглому, с потёртой медной оправой. Оно было матовым, запотевшим изнутри. Она провела пальцем по стеклу. И зеркало… не отразило ничего.