…Лето уже было в самом разгаре, когда они миновали огромный, обдуваемый ветрами, безлесный остров Пара мосири, увенчанный грядой величавых горных вершин. Следующий остров – Сюмусю, был последним в цепи островов Айнумосири; дальше за проливом находилась таинственная земля Цупка. На Сюмусю, где у одного из гребцов – Кохки – жили родственники, они сделали длительную остановку. Погостив там несколько дней, они двинулись через пролив, и к середине дня их челны пристали к берегам Цупки, напротив небольшого селения, вокруг которого подымались округлые, покрытые густым лесом сопки.
Здесь они высадились и после обычного ритуала приветствия, предложили хозяевам котана привезённые товары. Камуире-куру лично распаковывал перед взволнованными, сбежавшими на косу людьми тюки и выкладывал на расстеленные циновки диковинные заморские вещи сисам. Его обступила галдящая толпа перекликающихся между собой, словно чайки, женщин, кидающих вожделенные взоры на свёртки мягких, как пух, сисамских тканей и лакированную, изукрашенную говорящими знаками утварь. Женщины и протискивающиеся между их ногами дети со всех сторон напирали на Камуире-куру и его людей, которые в ответ благодушно улыбались и извлекали из плетёных мешков всё новые и новые вещи, вызывавшие очередную волну восторга. Канчиоманте стоял позади и выглядывал через плечо дяди с не меньшим интересом, чем остальные; глазел на все эти красивые вещи, которые Камуире-куру без смущения расталкивал в протянутые руки, чтобы женщины смогли рассмотреть их поближе. Он не раз уже говорил своему племяннику, что человек, если он уже подержал или хотя бы притронулся к понравившейся вещи, не может уже потом вернуть её обратно – обязательно предложит за неё что-то взамен. Причудливые, переливающиеся на солнце ткани и халаты, скроенные из неё, вместе с горшками и плошками уже пошли по рукам в плотной толчее галдящих обитателей котана. Теперь уже к своим жёнам присоединились и мужчины. Через плечо Камуире-куру попросил Канчиоманте достать из тюка ещё пару лакированных деревянных чашек. Юноша склонился над мешком, извлёк из него сначала одну, а потом и вторую чашку; невольно задержал на них взгляд, рассматривая странные, похожие на каких-то букашек, знаки, оставленные на посуде мастерами-сисам. Сведущий человек, как знал Канчиоманте, мог без особого труда прочитать заключённый в них смысл. Юноша закусил губу: ему чтение чужеземных знаков было недоступно. Дядя повернулся к нему, нетерпеливо выдернул из его рук чашки, и они тут же исчезли в толпе.