На перроне толпы народу. Одни отъезжают, другие провожают, но есть и просто праздно шатающиеся, среди которых немало карманников. Этих гоняет милиция, посвистывая в свои соловьиные свистки. Картина обычная для трёх вокзалов – иначе это будет уже не Москва.
– Это случайно не владивостокский? – оказавшись на платформе Ярославского, спрашивает Болохов какого-то мужичка с котомкой за плечами и указывает глазами на стоящий под парами состав.
– Да, кажись, он… – кивает тот. – А у тебя, мил человек, случайно не найдётся табачка?
– К вашему несчастью, я не курю… – виновато улыбнулся Александр.
Человек, понимающе моргнув глазами, пошлёпал дальше, а Болохов стал искать свой вагон. Отыскав его, протиснулся сквозь строй провожающих и уже хотел было подняться по ступеням наверх, когда вдруг услышал за спиной чей-то голос.
– Куда, гражданин? А билетик?..
Это был проводник, средних лет мужичок, обряженный в изрядно поношенную казённую униформу. У него были натруженные руки и рябое сермяжное лицо – будто бы на нём черти в свайку играли. Он долго и внимательно изучал билет и только потом дал Болохову добро.
– Ну что, господин хороший, выпьем, что ли, с устатку? – не успел он войти в купе, предлагает ему дородный дядька в овчине, у которого была большая косматая борода, отчего он смахивал на лешего, но больше всё же на разбойника с большой дороги.
Поймав насторожённый взгляд Болохова, он криво улыбнулся, показав из-под усов несколько крепких прокуренных зубов, и пьяно икнул.
– Что, не нравлюсь, ваше благородие? – спрашивает. – Вот-вот… Сам вижу, на чёрта стал похож. А всё потому, что две недели уже пью. С чего, спросишь? А всё с того! Рази не знаешь, что творится вокруг?.. Добрых людей, говорю, эти товарищи большаки решили к ногтю прижать… Вот и прижали! И что мне остаётся?..
Болохову не было дела до этого пьянчуги. Нужно было устраиваться, потому он, приподняв нижнюю полку, поставил под неё свой саквояж. Потом сел у окна и стал наблюдать за перроном. Тем временем бородач, откупорив зубами бутылку, стал пить прямо из горлышка. И пил он так жадно, с таким бульканьем в горле, что Болохов поморщился. Неужели, мол, ему придётся ехать в компании с этим живоглотом? Спросить бы, куда тот держит путь, да не хочется вступать с ним в разговор. А то ведь привяжется – жизни не даст. Будет нести всякую пьяную чушь всю дорогу.