Зрети отай - страница 17

С ними продвигался четырнадцатилетний Питер, сын купца Андрея Петровича Ладала. Из Ярославля его путь лежал на Москву, где его ждал отец.

Сам Андрей Петрович вынужден был по делам уехать на Московию ранее, а сына оставил присмотреть за внезапно заболевшей женой Марфой, матерью Питера. Её болезнь вначале не вызывала особых опасений, но и оставлять её одну он не хотел. Поэтому Питеру было велено задержаться.

Однако Марфе становилось всё хуже. Лечение не помогало, и через несколько недель она умерла.

С малого возраста Питер рос в кругу отцовых и семейных забот. Он рано был отдан в пансионат, где кроме грамматики, риторики, диалектики, арифметики, астрономии и религии, учили вежливости и умению жить в свете.

Как только он окончил пансионат, отец начал вводить его в курс торговых дел, учил разбирался в тонкостях учёта, знакомил с компаньонами, брал в торговые поездки.

У мальчика была редкая способность быстро понимать незнакомый язык. Одной-двух недель пребывания в чужой стране для него было достаточно, чтобы понимать речь на слух. Несмотря на свою молодость он уже мог быть и толмачем* и переводчиком с нескольких европейских языков, а значит очень ценным в торговых делах человеком.

Отец гордился сыном, возлагал на него большие надежды и ждал его на Москве за рекой в Наливках* в своём доме. О Марфе он еще ничего не знал.

Грустную весть вез Питер отцу. Но услышать её отец не успел.

На кануне прибытия на Москву подвод из Ярославля неожиданно поднялся сильный ветер. До того стоял крепкий мороз, и каждая печь в городе жарко топилась.

Теперь уже не выяснишь огонь какой из них долетел до купеческого дома, но загорелся он снаружи почти одновременно с тремя соседними домами и кучей хозяйственных построек. На бешенным ветру все они охватились мечущимся пламенем и сгорели вместе, как стог сухого сена.

К концу ночи ветер стих и повалил густой пушистый снег. Снег быстро забросал пожарище толстым белым слоем, но кое-где еще пробивались струйки дыма от не угомонившегося в глубине огня. Но и это продолжалось недолго.

Белый саван накрыл обычно деятельную немецкую слободку.

Настало утро, но никто ничего не разгребал. Никого и не было. В ту ночь на Москве случился не один пожар, и жителям было до себя.

Таким и увидел Питер отцовский дом, вернее место, где он стоял, когда уже после полудня с трудом, увязая в глубоком снегу, добрался до Наливкинской слободы.