– А вот я вижу, что ты уедешь, золотая. Это написано на твоей тонкой белой ладони.
– Сомневаюсь. А что ещё там написано?
– Ну… Много чего… У тебя всё будет хорошо. У тебя будет ещё двое детей. Подожди… Я вижу, что один из детей…
Цыганка замолчала, как бы сосредоточившись.
– В чём дело? Почему ты замолчала? – неожиданно рассердилась Софья.
– Я говорю только правду. Но не знаю, говорить ли тебе…
– Я не просила тебя гадать мне. Ты сама настояла на том, чтобы рассказать мою судьбу. И я не дам тебе ни копейки, если не расскажешь мне всё. Но не волнуйся – я всё равно этому не поверю.
– Не сердись, красавица. Я сразу не увидела. Я лучше уйду.
– Ну нет. Теперь ты должна рассказать всё.
Цыганка явно была в замешательстве. Потом она глубоко вздохнула.
– У нас говорят: «Нагадай, цыганка, счастья. А беды не надо».
– Какая ещё беда? Я не верю ни одному твоему слову. Но хочу услышать, что там тебе открылось в моей руке, – глумливо возразила Софья.
Цыганка пристально вгляделась в её лицо.
– Хорошо. Раз ты сама хочешь…Что ж… Ваш сын… Я думаю, второй… Он долго не протянет. Его судьба короткая. Так говорит Ваша рука.
– Это ты так говоришь, мерзкая цыганка. Ты птица дурного знамения. Я не хочу больше слушать твоё карканье.
Сунув цыганке в руку монету, Софья вырвалась и поспешила прочь.
Но забыть этот инцидент оказалось непросто. Глубоко в душе оставалась заноза. Она бередила воспоминание о видении – трёх детях, средний из которых был окровавлен, искалечен.
Спустя несколько дней Давид пришёл домой раньше обычного. Он услышал, как жена напевает у кроватки маленького Арика старинную русскую песню. Её голос, обычно приятный и сочный, теперь звучал приглушённо и грустно:
Ох ты доля, моя доля,
Доля горькая моя.
И зачем ты, злая доля,
До Сибири довела?
Давид вошел в спальню.
– Что-то случилось, родная?
– Нет… Вернее, да. Мне не удаётся избавиться от того, что сказала одна цыганка.
Давид застыл с вопросом на лице.
– Да. Представь себе, она угадала букву моего имени, что я замужем и что я мать маленького сына. Затем она рассказала, что я уеду далеко-далеко, что я пересеку моря, что у нас будет ещё двое детей… Но один из них, видимо, средний, умрёт.
Софья закрыла лицо руками.
– И ты поверила ей, поверила в ложь цыганки? – недоверчиво воскликнул Давид.
– Не то чтобы я ей поверила. Но ведь это странно совпадает с тем видением. Помнишь? То, с тремя детьми? Я говорила тебе о нём.