И пусть мир горит - страница 5

Шрифт
Интервал


– Я не люблю чабрец, – раздалось за спиной.

Он обернулся и увидел Маркуса, мнущегося на пороге храма.

– Другие дети обижают тебя, сын? – спросил жрец. – Оттого не хочешь идти со всеми?

– Обижают, – сирота не стал скрывать очевидное, но поспешил добавить. – Но я правда не люблю чабрец. Да и вообще не голоден. Можно, я пойду в дом?

Дом. Так сироты называли ветхое здание рядом с ратушей, то самое, что раньше служило оружейной, а ныне пустовало. Лорд Бейн милостью короля Ната́на II Хизарского велел разместить детей именно там, хотя пол в строении давно прогнил, а сквозь щели в крыше сыпалась старая солома. Жрец с радостью бы поселил подопечных в более уютном месте, но увы – выбор был невелик.

Маркус хочет домой? Что ж, свобода воли есть свобода воли.

– Иди, дитя, и да благословит тебя Порядок.

Мальчишка поблагодарил учителя и побежал прочь. Жрец смотрел ему в спину и, когда сирота скрылся за поворотом, выдвинулся в сторону трактира. Он размышлял, кому стоит отдать лишнюю булку: ещё на заре он попросил испечь ровно семнадцать – по одной на каждого ребёнка.

На следующее утро Маркус исчез. Дети клялись, что не слышали той ночью ни звука шагов, ни скрипа дверных петель. Маркус словно превратился в дым и просочился сквозь прорехи в кровле, оставив после себя лишь смятое, мокрое от пота одеяло да пару деревянных башмаков.

Глава 1. Юджен

Ночь стенала в бесконечной агонии. Она полнилась криками страха и горя, приглушённым плачем и сиплым лаем собак, лязганьем стали и леденящим душу хрустом костей. Какофония звуков сливалась в единый мотив, некий триумфальный гимн, который вряд ли можно будет исполнить повторно. Юджен перевёл дух и со свистом втянул пропитанный гарью воздух. На лице расплывалась счастливая и слегка смущённая улыбка.

Этот гимн он посвятил своему богу.

Благодаря работе, проводимой исподволь, древний Хельт[1]падёт всего за одну ночь. Сделано было многое. Месяцами ранды ходили из одних скользких ладоней в другие, ножи резали нужные глотки, а слухи роились и множились на улицах города подобно трудолюбивым муравьям, обустраивающим многослойное, тщательно продуманное жилище. К концу Жатного месяца едва ли можно было понять, кого в городе было больше: верных последователей спасителя – так Юджен и его соратники звали бога – или же его бестолковых врагов.