У робота минут пять есть, чтобы меня спасти. Хотя бы шлем бы привёз! Минутой позже – я ослепну, оглохну, лишусь обоняния, собственно, затем и жизни.
Фартинг, Фартинг, Голем, сволочь контрабандистская… Где же вы, мужики?!
Эрл, когда говорят о «Золотом астероиде» из гимна Комитета, то имеют ввиду не астероид из золота, а космический объект, на котором будет найдено что-то, чего быть там не может. Например, шатёр цирка. Красиво же! Новый лозунг для Комитета: "Каждому разведчику – по Золотому астероиду". Мне, вон, правда, с червями достался. Болотный, но с атмосферой, да такой, что аж глаза жжёт и кожа вся красная и чешется.
Глава 1. Попытка номер два
Якобсен! Имей совесть! Нормальная история вышла! Мне за червей, между прочим, премию дали. То, что песня из оперы на общенемецком языке меня пробила на слезу, это ещё не значит, что я совсем сентиментальным стал. Если хочешь, что-то совсем слезливое, то давай вспомним Клару. Да, она была моей женой. И воспоминание это имеет дату чуть более давнюю, чем история про болото и червей.
Она умерла с мыслями об уже умерших детях. Тяжелее смерти я представить не могу и не хочу. Столько лет летал к ней, а теперь прилетел к её могиле.
У нас свой, оплаченный на сотню лет вперёд, и потому не такой заросший участок – для семей из земных поселений Уксунйоки и Суоярви. У дальнего края пустые места для родителей бывшей супруги, и ныне здравствующих, а так же её братьев, продолжающих игнорировать могилу сестры. Стою среди бетонных надгробий. Здесь, в самом центре – место для меня. Хочу ли я оказаться на два метра глубже, чем сейчас стою? Нет, наверное нет.
Грей, я был в экспедиции, когда умер мой сын. Сгорел за две недели. Рак лёгких в терминальной стадии. Обнаружили случайно, думали, что бронхит.
Сообщение дошло до меня только по окончании экспедиции. Такие у нас в Комитете правила: прямой связи с внешним миром на период экспедиции быть не должно. Я уже не помню свою реакцию, не помню, какими успокоительными меня кололи до самого прилёта на Альфу. Даже сейчас не сразу вспомню, сколько ему было лет, семь ли, десять ли. Только с тех пор, как дотронулся до могильной плиты Вилена, я стал разговаривать сам с собой. Говорил не с собой именно, а с ним.
Среди моих коллег много людей с психическими отклонениями. Работа у нас – не из лёгких. Пять лет – считай уже ветеран. Болтуны или молчуны – не редкость. Это считается более-менее нормой, психиатры об этом знают. Каждый справляется со стрессом так, как может. Кто-то беговую дорожку топчет сутками, кто-то половыми излишествами извращается, лишь бы до членовредительства не дошло!