«Надеюсь, сегодняшняя порция божественной неэффективности исчерпана, – подумал Моше, когда реб Хаим наконец умолк, сраженный то ли зноем, то ли собственным красноречием. – Потому что у меня на примете один любопытный арамейский текстик о… хм… нетрадиционных методах строительства. Надо бы сравнить с оригинальной сметой Нимрода. Если, конечно, таковая сохранилась где-нибудь, кроме как в воспаленном воображении подобных мне спорщиков».
Солнце поднялось еще выше, заливая двор почти нестерпимым светом. Спор затих, оставив после себя лишь тяжелую духоту и привычное ощущение Моше, что он опять задал слишком много неудобных вопросов. И что ответы на них, если они вообще существуют, лежат далеко за пределами этих выбеленных солнцем и временем стен.
Глава 2: Кабинет редкостей и шепот пергамента
Полуденный зной, казалось, проник даже в сумрачные, гулкие коридоры ешивы, обычно хранившие прохладу и запах старых книг. Моше, однако, искал не столько прохлады, сколько возможности ускользнуть от бдительного ока реб Хаима и прочих блюстителей ортодоксии. Его путь лежал в библиотеку, но не в главный зал, где прилежные ученики корпели над фолиантами, а в ее самое запущенное и пыльное крыло – так называемый «запасник», куда уже много лет не ступала нога здравомыслящего талмудиста.
Предлог был благовидный: Моше заявил о своем намерении написать «исчерпывающий трактат о проявлениях божественной воли в архитектурных метафорах священных текстов». Звучало достаточно заумно и благочестиво, чтобы реб Хаим, после очередной тирады о самонадеянности молодежи, все же махнул рукой, а реб Залман, бессменный страж книжных сокровищ, выдал ему тяжелый железный ключ.
«Только недолго, Моше, – прошамкал реб Залман, не отрывая взгляда от толстенной книги, которую он читал, кажется, уже не первое десятилетие. Его пальцы, похожие на сухие корни, медленно водили по строчкам, словно он впитывал буквы кожей. – Там… там пыль особенная. Пыль забвения. Нехорошо ее тревожить без нужды».
«Нужда у меня самая что ни на есть насущная, реб Залман, – с деланной серьезностью ответил Моше. – Душа жаждет припасть к самым глубоким пластам мудрости, а они, как известно, всегда немного запыленные. Обещаю вести себя тише воды, ниже травы и уважительнее, чем на проповеди самого главного раввина Иерусалима».