Он стоял за углом у первого подъезда с букетом полевых цветов и ждал, когда Джо просыпет семечки. Больше прежнего он сегодня нервничал и ходил взад и вперёд по крыльцу, всё рассматривая фотографию девушки с большими глазами и рыжим каре, которую держал в кошельке. Вряд ли он думал о семечках в руке Джо или о том, что оказался с необычайно важной миссией в практически впервые так близко к своему району, на земле своих предков. Если бы не эта важная роль во всём деле, то он бы мог себе позволить заплакать, вспоминая как собирал этот букет для девушки, чей портрет носит в кошельке, в котором почти никогда не бывает денег. И сделал бы он это не от счастья быть влюблённым, а скорее за свою утреннюю фразу о бретельке, которая едва виднелась из небольшого выреза блузки, но по его циничному заявлению в студенческом сообществе лишало её последней доли сексуальности. Видимо, столь фригидный вид и заставлял его смотреть на неё снова и снова, с большим трудом возвращая себя к жизни. Но в этот раз всё прошло по воле чьих-то шагов за углом и звуком падающих семечек Джо.
– Не подскажите как пройти к ближайшему автолайну?, – он уже предвкушал как завтра пацанчики засмеют его вопрос, исторически важный для начала тёмной истории маршрутного такси города.
Ответа ему ждать не приходилось в таких случаях. Шиш бил собеседника по почкам с левого бока, а Джо по печени с правого. Шиш ударил мужчину по ногам, а потом принялся шарить по карманам, пока Джо не давал ему сказать слова. Заза этого ничего не видел, он спокойно вышел за угол и побрёл через юго-восточные ворота стадиона в сторону парка, сделав большой круг около стадиона, чтобы насладиться красотой первозданного заката, без признаков индустриализации. Он шёл вдоль южной трибуны, самой длинной, а у западной дорога уже переходила в парковую тропинку, где он аккуратно убрал полевые цветы в пакет и выбросил на помойку. По его разумению он сделал это вовремя, услышав полицейские сирены. Слышал он их не только ушами, но и сердцем, поджелудочной, косившимися коленками от каждого звука. В этот день он был настолько слаб, что готов был сдать себя властям, но пересиливал себя рациональным мышлением, которое его не покидало никогда в самые сложные ситуации, но вряд ли холодная расчётливая голова была частью его повседневной рутины.