Будто это я накосячил! Я во всем виноват!
– Что надо, то и сказал, – огрызаюсь.
Наливаю себе еще, никому не предлагая.
– Она беременна! – не сдерживается в эмоциях Ксюша. – От тебя!
Саня и Вадя присвистывают от удивления. Наташа зажимает рот рукой. Вот и для них шокирующая новость.
Которая на них никак не скажется! А мне пипец! По всем фронтам!
– Не факт.
– Юля никогда не врет!
Ага–ага.
– Ты чо ей сказал, Жек? – недобро сощурился Саня.
– У нас было всего один раз черт знает когда! – психую. Мужики меня должны понять! – Сегодня я ее видел второй раз в жизни! Какой нафиг ребенок? Я что – больной жениться на всякой б…
Договорить не успеваю.
Взмахнув руками, падаю навзничь с лавки, сбитый кулаком Ольшевского.
Девчонки кричат.
– Ты чо, братишка? – ошалев, медленно смыкаю и размыкаю веки. Все расплывается и двоится, в том числе морды склонившихся надо мной братишек.
Затылок жжет болью и левый глаз тоже.
Удар у Сани что надо. С младших классов тренировались.
Нашли, блин, мальчика для битья что он, что Юля.
– Я щас тоже ему втащу! – рычит Брянцев.
О, и этот туда же.
– Подожди, – Ольшевский кладет ему на грудь ладонь, – пусть оклемается сначала.
– Живой? – помогают сесть. – Поехали в больницу.
– Зачем?
– Мозги проверить надо. Вдруг сотряс.
– Раньше проверять надо было, – бурчит Саня.
Наташа приносит из холодильника ледяную жестяную банку с тоником.
– Приложи, – холодно.
Ну правильно. Их подруга залетела, она святая, а я говнюк. Где справедливость?
Но самое обидное, что братья того же мнения. Каблуки!
А эта Юля… даже не девственницей была!
Нафиг–нафиг мне жениться. Пусть другого козла отпущения ищет.
Убирают всё со стола. Собираются. Без настроения все.
Наливаю себе еще анестезии. Выпиваю.
Не действует.
Наташа забирает мою стопку, моет в раковине.
Тишина что плита бетонная. Давит.
– Вы это… ребят… простите, что мальчишник вам испортил. Не хотел.
– На Юльке женишься, простим. А нет…
Меня опять взрывает:
– Вы чо, из–за какой–то девки–однодневки двадцать лет дружбы похерите?
– Не, я ему все–таки тоже втащу, – дергается в мою сторону Брянцев.
Ольшевский с Ксюшей успевают перехватить.
– Эта, как ты выражаешься, девка, – фыркает ноздрями Саня, – носит под сердцем ребенка нашего брата и друга. Тем самым автоматически входит в наш круг. А ты, увы, из этого круга выбываешь.