– Кто летает? – шёпотом спросила я.
– Флюиды! Или как их там! Кто же ещё? Ты не могла этого не заметить. Я вообще еле вёл машину, хотелось бросить руль и… Люда, я не очень умею говорить… И, знаешь, я совсем не умею рисовать. Но если бы умел, и мне бы дали задание нарисовать образ, женщину, которую я хочу… Которую я хотел бы назвать своей, понимаешь, в высшем смысле… То это был бы твой портрет. Я и сам не знал, что так бывает.
Он замолчал, словно вмиг выдохся. И снова стал, молча смотреть на меня. Я взглянула на него и опять отвернулась. Невозможно видеть его глаза. Там можно растаять, раствориться, я не должна…
Это всего лишь дорожное приключение. Разве можно верить словам? Да он о них забудет, как только приедет домой к любимой жене…
– Ты женат?
Теперь я смотрела прямо на него. А он отвёл взгляд.
– Я не могу тебе солгать. Да. Но это не имеет значения…
Я расхохоталась.
– Ты не поняла. Мы просто живём в одном доме, но давно уже чужие люди. И как только она купит квартиру… Она, видишь ли, выбирает. Просто ей нравится процесс. Если бы ты её знала…
– Увольте! Мне совсем необязательно знать Вашу жену. И тем более, выслушивать гадости в её адрес, – холодно сказала я.
– Какие гадости? Ты не так поняла. – потерянно возразил он.
– Юрий, если вы сейчас не тронетесь, то я выйду из машины и стану ловить попутку.
С видом поверженного гладиатора он завёл мотор.
Пасмурный пейзаж опять поплыл мимо.
– Сколько ещё ехать? – спросила я.
– Мало.
– А именно?
– Полчаса.
– Юра, Вы меня высадите на любой автобусной остановке, ладно?
– Я могу и до дома довезти. Или хотя бы до метро.
– Спасибо, не нужно.
– Как прикажете.
Повисло молчание. Он коснулся автомагнитолы, и вновь в салон полилась спасительная музыка. Не важно, какая. Её можно просто слушать и прекратить, наконец, выпускать на воздух лживые, фальшивые слова. Я, по крайней мере за последние пару часов столько фальши из себя исторгла! А почему? Наверное, потому, что не верю в чужую искренность. А. Может, все наоборот: не верю, потому что сама не искренна?
Слова, слова, слова.… Это все понятия эфемерные. Почему же я сама – понятие очень даже материальное – сижу, словно под пыткой? И мне все труднее держать этот независимый вид. Дышу я почему-то часто, у меня мелко дрожат колени, а внизу живота разливается невыносимая истома. Со мной этого никогда прежде не было. Никогда. Что это?