Как же стыдно! Неуклюжей я тоже никогда не была, но рядом с ним перестают работать любые установки.
– Осторожно! – недовольно рычит командир, но всё же удерживает меня, не давая упасть.
Так близко, что я чувствую дыхание отчима, горячие ладони на своей талии, и жар его тела через тонкую ткань рубашки. Так близко, что наши губы почти соприкасаются, а я могу вдохнуть аромат Северского. Порочный аромат. Взрослого, до одури желанного мужчины.
– Порядок?
– Д-да…
Чувствую, как взмокли от напряжения мои ладошки, упёршиеся в его сильную грудь.
– Если ты теряешь голову от меня, Колесникова, нам противопоказано летать вместе, – ухмылка припечатывается к губам Дмитрия.
Сократив всякую дистанцию, полностью стирая личные границы между нами, он хватает меня за подбородок двумя пальцами, приподнимая лицо. А мне вдруг кажется, что эта близость похожа на то, что часто встречается в романтических сериалах, где персонажи растворяются в близости друг к другу. Вот только мы не в сериале. И моя реальность не так сладка.
Осознаю это чётко, когда отчим почти что отталкивает меня, убирая со своего пути, как незначимое препятствие, и не проронив ни слова, скрывается в уборной.
Я же даю себе пару минут, чтобы перевести дыхание, хватаю бутылку минералки и спешу обратно в эконом, ведь работу никто не отменял.
Остаток рейса проходит почти на автомате. Я делаю, что должна, улыбаюсь, отвечаю стандартными репликами, но всё как в тумане. Пока снова не слышу его голос, разносящийся по самолёту.
Северский объявляет посадку негромко, размеренно и очень спокойно. Кажется, что он укутывает салон бархатом с мужественной хрипотцой, которая внезапно успокаивает даже плачущего малыша. И меня цепляет, обволакивает, ведёт. Это так странно и волшебно, что кожа покрывается беглыми мурашками.
А потом мы садимся. Мягко, уверенно, даже несмотря на плохую видимость.
Рабочий день почти окончен. Завершив свои обязанности на борту, наша команда сходит с телетрапа прямиком в здание аэропорта и направляется обратно в брифинговую. Сейчас будет послеполётный разбор, и можно сказать, решится моя судьба. Даже не узнав нюансов, я понимаю, что слово Дмитрия имеет тут решающий вес. И если он собирается избавиться от меня, вряд ли я увижу его на будущих рейсах.
И вот, мы за столом. Первой начинает Самойлова: