Видимо, вопреки всем анекдотам про свекровь и невестку, отношения у них были довольно тёплые. А может стали такими, когда я едва Богу душу не отдал.
– Да нет у меня для стеснительного сил, мама, – улыбнулся я, показывая, что есть ещё силы пошутить, и от моих слов супруга моя, Александра, залилась румянцем и прикрыла лицо краем платка.
Но всё же присела рядом со мамой, как бы невзначай поймала мою руку и чуть сжала. Верно, матери можно показывать свои чувства, кем бы она ни была, а вот Александре Васильевне, урождённой Головиной, дочери рода боярского, такое не пристало. Но по одному этому жесту, лёгкому пожатию её пальцев, понял я всю силу чувств моей самой любимой на свете женщины.
И ведь интересно, влюбился я в неё только что или же это тот, прежний, кто подсказывает мне слова и переиначивает речь, так сильно любил свою жену, что чувство это прошло через смерть. Отчего-то я знал, что это именно так, а откуда… Вопросов у меня в голове пока было куда больше, чем ответов.
– Распоряжусь тебя умыть и дать малость квасу, – поднялась с кровати мама. – Сил тебе скоро много понадобится, сынок.
Я сразу не понял, для чего именно, но пока предпочитал пребывать в этом блаженном неведении.
Мама дала нам с Александрой – именно так, без всяких уменьшительно-ласкательных – время побыть вдвоём. Мы глядели в глаза, да в первый же миг, как за мамой затворилась дверь, супруга моя кинулась гладить моё лицо, целовать щеки и глаза.
– Живой, живой, слава Богу, слава Господу, Исусе, Дева Пречистая… – шептала она, покрывая лицо моё поцелуями.
И никого в тот миг не любил я больше неё.
Было б чуть побольше сил, и правда, наверное, дошло бы до стеснительного.
Потом Александра спохватилась, отстранилась. Не потому, что невместное что-то делала – всё же мы законные супруги перед Господом, но потому, что тревожить не хотела. Не спрашивайте откуда я это знаю – прежде никогда не доводилось мне бывать настолько влюблённым.
– Цирюльника тебе надо, – сказала она. – Оброс весь бородищей да власьями.
– Всё пускай бреет, – ответил я.
– Снова со скоблёным лицом ходить будешь? – улыбнулась она.
– Да борода свалясь, поганая, – дёрнул рукой, попытавшись отмахнуться я. – И на голове, поди, колтун. Чем мыть да чесать, лучше сразу срезать, а там новое вырастет.
– Во всём ты у меня такой, Скопушка, прямо как птица с имени твоего. Чисто ястреб – сразу бить наповал.