Тут желудок отпустило. Да и под носом крови на самом деле не было – почудилась, слишком уж ярким был этот кошмар. Особенно запомнился приторно-сладкий вкус мальвазеи и взгляд поднесшей мне чашу княгини Екатерины Шуйской – жены царёва брата Дмитрия и дочери опричника Малюты Скуратова.
Желудок-то отпустило, зато кое-что другое прихватило, и пришлось попытаться сесть на кровати, чтобы не испоганить её. Как ни странно, получилось. Я был слаб, но не беспомощен, и сумел без посторонней помощи усесться на её край. Привычно, ногой вытащил горшок, посмеиваясь про себя, что кое-что и князьям с царями приходится делать самим.
Справив нужду, я улёгся обратно и уставился в расшитый полог кровати. У меня было время подумать, и это хорошо. Потому что ночной сон принёс не только кошмар, но и осознание. Я нахожусь в теле отравленного на пиру у князя Воротынского воеводы Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Год сейчас на дворе 7 117 от сотворения мира, а если считать от Рождества Христова, то 1610, апрель месяц, а вот какое число, не знаю. Календаря в моих покоях не было. А жаль, очень удобно было бы. Хотя может он и есть, да только я его не узнаю, всяко может быть.
Это значит, сейчас идёт Смутное время – страшнейший период, который можно сравнить разве что с Гражданской войной или Великой Отечественной. Польские интервенты. Лжедмитрии даже не знаю, сколько их там было на самом деле. Страна в осаде со всех сторон, в общем. А в Москве на престоле царь Василий Шуйский, которым крутит как хочет Семибоярщина. В неё, кстати, князь Воротынский входит, и явно не на последних ролях. Вот всё, что я знал об этом времени из учебников истории. Ну и немного из «Истории Государства Российского» Алексея Толстого, который Константинович. Я сейчас где-то в районе: «Взошел на трон Василий, но вскоре всей землей его мы попросили, чтоб он сошел долой».
Ничего про князя Скопина-Шуйского и его роли во всей этой истории, я решительно не помнил. Но если верить кошмару, его отравила на пиру Екатерина, жена Дмитрия, царёва брата, с которой он незадолго до этого крестил сына князя Воротынского. Почему? За что? Этого я решительно не понимал. Быть может, сам князь Скопин (Скопушка, как нежно звала его жена, которую и я за то недолгое время, что мы провели вместе полюбил всей душой) знал побольше, но от него в голове остались лишь какие-то общие знания, вроде того же немецкого языка или понимания, как вести себя с людьми. Весьма полезно, но маловато. Придётся как-то выкручиваться самому. А выкручиваться придётся, потому что у Скопина, а теперь уже у меня, есть враги – и весьма могущественные враги. Быть может, первый среди них сам царь Василий. Если правду про него пишут в учебниках истории, правитель он был слабый, и вполне мог завидовать родственнику. Ведь тот (я не стал бы даже в мыслях присваивать себе заслуги прежнего Скопина-Шуйского) оказался настоящим спасителем если не для страны, то уж для царского трона точно. Память об этом жила в моей голове и услужливо подбрасывала мне нужные факты. К примеру, дружбу с командующим шведским экспедиционным корпусом Яковом Понтуссовичем Делагарди – человеком решительным и доказавшим свою верность словом и делом. Однако, как ни крути, в первую очередь он слуга своего государя – шведского короля Карла. И как бы мне с ним ещё ни пришлось бы скрестить клинки.