, но с изюминкой.
– Все уже сто раз видели «Алису в Cтране чудес», – говорю я. – Мне же хочется выделиться.
По коже пробегают мурашки. Джош бросает на меня понимающий взгляд, но я не обращаю на него внимания. Мои двоюродные братья из Мичигана считают, что в Лос-Анджелесе всегда тепло, но поздней осенью и зимой ночи здесь холодные, как сегодня. И шумные. Мы живем в Тарзане, и это как в той песне Тома Петти: «Через двор проходит автострада». Не совсем так, но довольно близко. Шоссе 101 проходит прямо тут, с его бесконечным потоком машин.
Но мы его уже почти не замечаем. Когда рядом со мной Джош, я вообще мало что замечаю. Ни шума, ни холода. Он полностью завладел моими мыслями. Мы сидим на качелях у меня на террасе, и наши тела соприкасаются.
Джош целует меня в висок.
– В этом деле ты гений. И ты дрожишь.
– Все в порядке.
– Я принесу тебе свою худи.
Он порывается встать, но я дергаю его за рукав клетчатой фланелевой рубашки и заставляю сесть обратно.
– Знаешь, есть и другие способы меня согреть.
– Например? – интересуется он, и его голубые глаза сверкают. Джош дразнится, потому что знает, как тяжело мне даются всякие сентиментальности.
Я не отрываю взгляда от своего наброска.
– Можно как-нибудь подвигаться.
– Ты хочешь, чтобы я обнял тебя, Роуэн Уолш?
Да, всегда.
Я пожимаю одним плечом, и Джош берет меня за подбородок, заставляя поднять взгляд. Ну конечно, он улыбается. У него самая лучшая улыбка на свете. Она отражается в прикованном ко мне взгляде. Джош обнимает меня за хрупкие плечи и нежно целует. Его поцелуи тоже самые лучшие, хотя мне и не с чем их сравнить. Я целовалась только с Джошем Беннеттом и буду целоваться только с Джошем Беннеттом. Может, мне и всего пятнадцать, но некоторые вещи просто знаешь, и все.
Поцелуй становится глубже, а дыхание частым и прерывистым, но Джош отстраняется.
– Не хочу, чтобы твоя мама видела, – говорит он, бросая взгляд на окно позади нас. Там темно. В моем доме всегда темно. Если там и появляется свет, то только когда я его включаю.
– Мама спит, – возражаю я, хотя еще только половина восьмого. Объятия Джоша становятся крепче, потому что он знает, в чем дело. Папа умер два года назад, и с тех пор мамы здесь все равно что нет.
– По крайней мере, она не готовит тебе одежду к школе, как моя, – говорит Джош.