– Не знаешь почему мама не любила Дениса?
– Нет. Я только слышала, как они ругались, и мама говорила, что он мешает ей нормально жить.
– Понятно.
На самом деле ничего непонятно, но лишних вопросов задавать я не стал. Если Таня захочет, сама расскажет, что знает. Уверен, она именно так и сделает. Просто нужно немного времени. Ребенок слишком напуган и переживает из‐за каждой мелочи. А мне хватило ее взгляда после того, как она упустила банку со сметаной.
Никогда не забуду ее испуг.
А что может означать мешает нормально жить? Может быть у нее были вредные привычки? Или она любила потусить, а Денис запрещал, в виду того, что у нее есть дочь?
Как там эту барышню зовут? Лиза, кажется?
В кармане зазвонил телефон.
– Извини, Танюш.
Я заметил, как у ребенка тут же изменилось выражение лица и мысленно чертыхнулся. Наверняка, подумала, что я сейчас уеду. Только ничего подобного, я готов послать сейчас всех, и с ребенком провести оставшуюся часть выходных.
– Да, слушаю.
Звонил курьер. Он уже ожидал у ворот вместе с посылкой.
– Сейчас подойдем.
– Дядя Ильяс, а куда мы?
– Идем, сейчас все узнаешь.
Я протянул девочке руку, и она вложила в нее свою маленькую ладонь.
Сквер находился практически напротив дома, и уже через несколько минут мы подошли к воротам, где нас ожидал курьер.
Таня, когда увидела огромную коробку, на которой нарисован электрический самокат, ошарашенно округлила глаза. А когда услышала, что это чудо техники, специально купленное для нее, и вовсе бросилась мне в объятия.
– То есть, это совсем‐совсем мне? И не надо будет отдавать?
– Не надо будет. Это для тебя купил. Тебе же вчера понравилось кататься на самокате?
– Дядя Ильяс, очень понравилось, ― произнесла она, и прижав ладошки к глазам, горько расплакалась.
Да черт! Как я должен на ее слезы реагировать?
Меня эта сентиментальность до добра не доведет.
Опустившись на колени, я прижал Таню к себе. Она дрожала, но отняла руки от лица и обвила ими мою шею.
– Мне не нравится, что ты плачешь.
– Я помню. Просто ты столько для меня сделал. Дядя Ильяс, мне очень‐очень приятно.
– Тогда я буду расценивать это за слезы радости? ― я заглянул в ее глаза и руками стер слезы с щек.
Таня кивнула.
– Спасибо тебе, ― она порывисто обняла меня, а я прикрыл глаза, понимая, как для нее это важно.
Отцом я себя не ощущал. Не каждый сможет полюбить чужого ребенка, как своего, как бы не говорили, что чужих детей не бывает. Но к Тане я испытывал уважение, и девочка была для меня дорога. Я знаю, что мой брат ее любил, как дочку, а этого для меня достаточно, чтобы заботиться об этом ребенке.