– А вот с хозяйством мне и не скучно! Молоко – это бонус, а остальное ты привозишь. Кстати! У меня и сметана домашняя есть, так что, не рассказывай мне тут. Я хоть с кем‐то общаюсь таким образом. А по соседям знаешь ли, то еще удовольствие ходить. Только и умеют что сплетни собирать.
– Женщины любят сплетничать, ― хмыкнул я, присаживаясь за стол, и отпивая вкусный напиток.
– Не все!
– Не спорю. Теть, присядь, давай вместе выпьем кофе.
Она улыбнулась и присела на соседний стул, накрыв мою руку своей рукой.
– Ильяс, сынок, я тебе так благодарна за все, ― она произнесла это таким голосом, будто собиралась заплакать.
– И чего ты опять?
– Знаешь, я так часто думаю о том, что, если ты не понял бы меня. Мне всегда было больно из‐за того, что я не смогла тебя забрать к себе. Ты же знаешь, мне бы никто тебя не отдал.
– Я знаю. Если бы не твой ублюдок муж, мы бы были давно вместе, а еще… ― я оборвал себя на полуслове, вовремя опомнившись и не задев кровоточащую рану, ― прости.
– За что ты извиняешься? Я и так каждый день помню про своего сыночка. Эту боль невозможно вытеснить из моего сердца.
– Черт! ― я резко поднялся из‐за стола и прошел к окну. ― Я не могу, не могу понять! Столько лет прошло, а все равно в голове не укладывается. За что это тебе, теть? За что ты расплачиваешься?
– Знаешь, обычно говорят, хорошо, что деньгами, но в моем случае… не только деньгами. Да и плевать на эти бумажки! Мне сына жалко. Мой малыш, он навсегда остался ребенком. Маленьким, смышленым и очень ранимым. Я помню, как ему не хватало папы.
Обернулся на ее голос и прищурившись, посмотрел в глаза.
– Не надо плакать. Столько лет прошло.
– Знаешь, Ильяс, что самое страшное? Я так и не простила Мишу. Не смогла.
– Ну и хрен с ним. Я тоже его не простил. И не прощу.
– Только вот мы неправы…
Я прищурился.
– Ты шутишь? Мы неправы? Да если бы я его встретил, лично бы голову оторвал.
– Ильяс, не надо. Иди сюда. Иди ко мне, сынок.
– Теть, ты слишком добрая.
– Я не хочу, чтобы и ты жил в ненависти, к тому же тебе Танюшку на ноги поднимать. А девочка и так настрадалась в свои то годы.
– Настрадалась это точно, ― выдохнул я, и вернулся за стол. ― Я потому и купил ей дом, чтобы она не пересекалась ни с кем, кто может испортить ей настроение. Я понимаю, что не смогу уберечь ее от всего негатива, но по крайне мере от дур, которые на меня вешаются, я постараюсь ее оградить.