– Понятно. А я тоже буду седой в тридцать три?
– Надеюсь, что нет. По крайней мере, Танечка, я постараюсь сделать так, чтобы у тебя все было хорошо.
– Будешь красить меня, ― хохотнула она, и случайно задела рукой ложку, отчего остатки супа расплескались на ее новую кофту, ― ой.
Она тут же разволновалась и испуганно посмотрела на меня.
– Прости. Я не специально. Я все постираю и следа не останется.
Она подскочила со стула и хотела побежать в дом, чтобы сбросить с себя вещи и начать стирать, но я вовремя остановил ее.
– Таня, прекрати. Это же тряпка. Ничего страшного.
– Ты не ругаешься? Я ведь испортила вещь, ― удивленно уточнила она, стоя напротив меня.
– И что? Да, испортила и впредь будь аккуратнее. Но я же не стану тебя ругать из‐за этого.
Она пожала маленькими плечами и с опаской вернулась на свое место.
– Давай договоримся, ты не станешь меня бояться, потому что я твой друг. Я буду тебя защищать.
– Даже если я что‐то плохое сделаю?
– Ну что ты плохого можешь сделать? Испачкать кофту или разбить тарелку?
Она кивнула, а я в ответ улыбнулся.
– Тоже мне проблема. Не бойся, я не стану тебя ругать.
Возможно, я был не прав, потому что ни черта не понимал в воспитании детей, и все же считаю, что испачканная тряпка не стоит слез ребенка. Из‐за этой херни ругать ее? Бред.
– Мама ругала меня, если я испачкаю вещь.
– Она била тебя?
– Нет, ― брови девочки взметнулись вверх, и она улыбнулась, ― что ты, она хорошая. Просто говорила, что деньги тяжело зарабатывать.
– Верно. И все же, не расстраивайся. Договорились?
– Угу, ― кивнула она головой и стащила вишенку с верхушки торта.
– Ешь. Это я тебе заказал.
– Только с тобой. Я сама не стану есть. Надо делиться.
Я не стал у нее спрашивать о матери, хотя очень хотелось. Но бередить детские раны было ниже моего достоинства. Не хотелось мне видеть в глазах Тани слезы. Я сам докопаюсь до правды и узнаю, куда делась ее мать.
Нина смогла приехать ближе к одиннадцати ночи. Мне пришлось отменить встречу и самому уложить девочку спать. Вернее, она сама засыпала, но была так рада, что я остался, что попросила меня посидеть рядом пока она не уснет.
Таня обхватила мою руку двумя ладошками да так и уснула, с улыбкой на губах.
А я почувствовал себя каким‐то идиотом. Не потому, что сидел с девчонкой и смотрел, как она спит. Наоборот, мне стало жалко ее. Тане явно не хватало родительского тепла. А может она просто увидела во мне того человека, кто всегда будет рядом и не оставит ее одну.