Занавес остаётся открытым - страница 24

Шрифт
Интервал


Мы живём в самом центре – улица Обороны Львова. Мимо наших окон проходят демонстрации. Мы сидим на подоконнике и смотрим на нарядную праздничную толпу.

Квартира просторная. И богатая.

Я сплю на бархатном диване, который на ночь раскладывается и превращается в просторное ложе. Внутри бархат красный. Люстры, ковры, огромное зеркало от пола до потолка в богатой резной дубовой раме, изразцовая печь. Плитки её белые с нежным голубым рисунком.

В школу, это второй класс, я хожу через парк Костюшко. В парке много каштанов. Весной они преображаются. Их цветы напоминают свечи. Это зрелище не забыть!

Здание школы не типовое. Это огромный серый дом, часть которого выделена под школу. Я опять сижу у преподавательского стола, рядом со мной грязнуля и хулиган, он подкарауливает меня в парке, грозит побить… Но у меня есть рыцарь – Саша Бутов. Его отец военный. Мы живём на одной улице. Саша, увидев в парке моего соседа, начинает кружиться на месте, размахивая портфелем, наверное, он сам боится драчуна. Но передо мною, девочкой, держится молодцом.

Однажды нас всех быстро вывели из классов во двор, пронёсся слух, что здание заминировано… Пока искали бомбу, мы резвились во дворе.

Рядом со школой обтянутая колючей проволокой территория не то парка, не то леса. Там окопы от прежней войны. Они заросли бурьяном, края обсыпаются. А на дне цветут нежные невинные фиалочки. Я люблю эти цветы…

Я занимаюсь музыкой. Сосед-поляк держал частный мясной магазинчик в нашем доме, а вечерами музицировал. Мы исполняли на его рояле фортепианные пьесы в четыре руки. А его друг, стоя у нас за спиной, играл на скрипке.

С музыкой, как и с балетом (я полгода ходила в балетный класс в Новосибирске), пришлось расстаться навсегда.

Отец почему-то решил сменить квартиру. По объявлению к нам приходили разные люди. И тут я увидела на стене у двери узенькую металлическую полоску. В ней был тоненький папирус с текстом на еврейском языке.

Приходившие к нам люди открывали этот текст и вели себя по-разному. Одни разворачивались и уходили сразу. А другие – вступали в беседу, давали свои адреса, и мои родители ходили смотреть их жильё. Оказалось, до нас в этой квартире жила еврейская семья.

В такой вот странной форме я столкнулась с ненавистью между поляками и евреями. Только сейчас я начала разбираться в этом запутанном вопросе, помог, как не раз уже делал это, А.И. Солженицын. Я совсем недавно прочла его книгу «Двести лет вместе» (1795 – 1995 гг.). К этой теме я ещё вернусь…