Со вздохом Мерседес ответила:
– Увы, отныне все так и будет. Быть взрослым, знаешь ли, это подразумевает.
– Что подразумевает?
– Не иметь ни малейшего представления о том, что произойдет дальше. Словно до этого момента ты двигалась по проторенной дороге, которую наметили твои родители, а сейчас настала твоя очередь выбирать путь. И нет на свете карты, которая бы рассказала о том, что у тебя впереди. Ну разве это не захватывающе?
– А если бы у меня была карта? – спросила Олимпия и, заметив удивленный взгляд Мерседес, пояснила: – А если бы существовал атлас, в котором некто намного более мудрый, чем я, сумел постичь непостижимое?
– А что для тебя означает «непостижимое»? – заинтересовалась Мерседес, и в этот миг раздался стук в дверь.
Дверь приоткрылась, и какой-то юноша смущенно предупредил:
– Вас ждет следующий пациент, доктор.
– Спасибо, что сообщили, – промолвила Мерседес, глядя на часы. – Я немного увлеклась.
Тем временем Олимпия оставила на столе деньги за визит и двинулась к выходу, мысленно отвечая на вопрос психотерапевта: «Любовь. Самое непостижимое в нашей жизни – это любовь».
Когда Олимпия оказалась в дверях, Мерседес ей пожелала:
– Счастливой новой вселенной!
Олимпия подошла ко входу в кинотеатр «Верди» за несколько минут до назначенного часа. Тем вечером бульвар Пасео-де-Грасия бурлил от пестроты нарядов и гула голосов. Жители Барселоны и иностранцы болтали на всевозможных языках, ходили по барам, гуляли по боковым улочкам, не имея представления о том, насколько важен был этот вечер для Олимпии.
Достав из кармана мобильник, девушка посмотрела на время. Без одной минуты семь. А вдруг он не придет? Вдруг вообще решил ее кинуть? А вдруг с ним что-то случилось и он не может предупредить, что не придет, а она так и будет торчать тут всю ночь, как героиня всех этих трагических песен?
– Привет…
Это слово прервало ее тягостные размышления. Бернар подошел к ней со спины и сейчас улыбался, слегка склонив голову набок.
– Привет! – воскликнула она в ответ чуть громче, чем собиралась.
– Я рад, что ты пришла.
Не давая ей времени произнести дежурное «И я тоже», Бернар нагнулся и четыре раза, как принято в Париже, расцеловал ее в обе щеки.
– Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм или… – поинтересовалась Олимпия, слегка задохнувшись от подобного приветствия.