– «Теперь, – красотки был ответ…» – процитировала она. – Так начинается? Помнишь?
– Не помню, – пробормотал он. – Красотка, ну да…
– Напомни мне, – тихо проговорила Конни, сдерживая отчаяние в голосе, чтобы он не очнулся и не вернулся в настоящее. – Напомни, как там дальше.
Если он знает те же стихи, то, может быть, канувшие дни еще не безнадежно утрачены. Если у них есть одно общее воспоминание, почему бы не найтись и другим? Но Гиффорд уже сидел молча, с бессмысленным выражением на лице.
Конни закрыла глаза, пытаясь вытянуть из запертой на ключ памяти, словно нить Ариадны, те слова, которые когда-то, видимо, знала наизусть. Постаралась взять себя в руки и вспомнить – голос большой девочки и свою детскую руку, выводящую буквы на странице, чтобы лучше запомнить стихи.
– «Теперь, – красотки был ответ, – святого Марка ночь…» – Она сжала его руку. – Дальше ты.
– В полночный… в полночный час из года в год… – Слова были запинающиеся, невнятные, сливающиеся в одно, но Конни знала, что они – те самые. – Пробил… – пробормотал он.
Конни произнесла следующее двустишие, потом снова Гиффорд: вспоминали сначала первое слово, оно тянуло за собой строчку, и так они вдвоем дочитали стихотворение до конца.
– «Средь мертвой тишины». Вот так, – сказала она. – Вот и хорошо.
Гиффорд кивнул.
– Очень хорошо. – У него вырвался короткий легкий смешок. – Даже отлично.
Конни глубоко вздохнула, понимая, что вот он, подходящий момент, но опасаясь, что, если вдруг скажет что-то не то, или пусть даже то, но не так, то чары развеются и Гиффорд придет в себя.
– Как замечательно, что мы еще помним это через столько лет, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал как можно беспечнее и ровнее. – Молодцы мы с тобой, правда?
Она видела, что борьба и смятение оставили его. Плечи были расслаблены, грязные руки неподвижно лежали на коленях. Глаза закрыты.
– Через столько лет… – повторила она, отчаянно пытаясь не дать ему погрузиться в сон.
Он вновь рассмеялся, на этот раз с теплотой.
– Она заставляла тебя твердить это без конца, – сказал он. – Стихи, поэзия, рифмы – это был ее конек. «Хорошая гимнастика для ума» – так она всегда говорила.
Конни едва не лишилась дара речи. Сердце у нее забилось сильнее.
– Кто говорил?
– Я всегда тебя слышал. И в музее слышал. Как ты учишь уроки. Окна открыты… «Хорошая гимнастика для ума, Гиффорд». Была тебе все равно что сестра.