– Кто? – снова спросила Конни.
Но он уже улыбался, и глаза у него были крепко закрыты. Конни понимала: он забылся в нежных объятиях прошлого, отгородившись от всего, что мучило и тревожило. Она чувствовала, что поступает жестоко, пытаясь вернуть его в настоящее, но ей нужно было знать. Тщательно следя за тем, чтобы голос звучал все так же тихо и мягко, она спросила по-другому:
– Где она сейчас?
На мгновение ей показалось, что он не слышит. Затем краска сошла с его лица, и выражение его изменилось. Стало тревожным.
– Нет ее. Письмо вот получил. Умерла, говорят. Все напрасно.
– Кто умер, отец?
Жуткий вопль сорвался с губ Гиффорда. Он вдруг вскочил со стула, словно его ударили. Руки беспомощно повисли вдоль тела. Конни в испуге отпрянула.
– Она здесь? – вскричал он с вытаращенными от ужаса глазами. – Да?
– Все в порядке, – поспешно проговорила Конни, видя, как он молотит по воздуху сжатыми кулаками. – Здесь никого нет. Только мы. – Ей удалось поймать его запястья. – Только мы, как всегда.
В один внезапный момент просветления Гиффорд встретился с ней взглядом. Увидел ее такой, какая она есть, не сквозь пьяный или еще какой-нибудь дурман. Ее, Конни. Затем его глаза затуманились. Горе, вина, боль – такая тяжкая, что никогда не оставляла его.
– Кто она? – спросила Конни. – Пожалуйста, отец. Скажи мне. Пожалуйста.
– Не вспоминай! – выкрикнул он.
Прежде чем Конни успела его остановить, Гиффорд тяжело шагнул через порог в гостиную, прошел, шатаясь, от рояля к креслу, к перилам, и следом раздался стук резко захлопнувшейся двери в спальню.
Конни опустилась на низкую каменную ограду, отделявшую террасу от сада, и положила руки на колени. Она ненавидела такие сцены. Ей было отчаянно жаль отца, и в то же время она злилась, что он довел себя до такого состояния.
Но в этот раз самым сильным чувством было облегчение. Чутье ее не подвело. Что бы ни случилось на кладбище, это глубоко подействовало на него.
«Она здесь?»
Тот самый вопрос, который она слышала в полночь на кладбище. И новое имя. Отец не раз называл Конни чужими именами, когда напивался, но имени Касси она, кажется, до сих пор не слышала. И выговорил он его так четко, без запинки.
Яркие воспоминания о любви, заботе. Не о несчастной матери, которой она не знала, а о ком-то еще – о той, что учила ее и лелеяла, как сестру.