Тунгусский Робинзон - страница 2

Шрифт
Интервал


– Саныч, век мне воли не видать! Это фуфло! Я завязал! Я уже давно никого не жарю! Мне с петушней даже базарить западло, особенно после того как их «Булкотряс» отчпокает…

– А на бараке нашем, что ты делаешь, – лукаво спросил Шаман.

– Так это…. Я на отвал приканал…. Лютый, давеча воровской подгон мне обещал….

– Какой еще подгон, – переспросил Шаман, улыбаясь. – Он на общак все слил!

– Я Саныч, ему свой матрац обещал, – вписался Лютый.

– Ладно, босяк – пока торчи, – ответил Шаман, и закурил.

– Мне для пацанов ничего не жалко! Пусть глюкозы похавает, – сказал Сергей, запуская кружку с чифирем по кругу.

– Перед тем, как Лютый, свалит, мне хотелось бы ему доброе слово на дорожку сказать. Напутственное….

– Говори Шаман, твое слово, как кремень – дорогого стоит, – загомонили зеки.

– Бродяги, Лютый, сегодня «по звонку» отваливает…. Правильно сидел – по-нашему, по-людски. По понятиям… Пальцы веером не топорщил, и с мусорами дружбу не водил. Восемь лет на бараке принял, и косяков не порол. Вполне достойный арестант… Хочу пожелать ему фарта, и большую кучу бабла, чтобы он за эти годы оттопырился по-полной! Пусть, у тебя Серега, душа и тело за все эти годы оттянутся… На зону больше не попадай. Это правильно, что за тебя сам Американец вписался… А теперь давай – банкуй!

Сергей взял кружку. Повторно налив в нее арестантский напиток, запустил его на круг.

Зеки пили не спеша и молча, каждый делал по паре небольших глотков, которые назывались «хапками» и передавал соседу. Шаман достал, из тумбочки небольшую икону, которую писал самобытный, лагерный «богомаз», и протянул Сергею.

– Держи бродяга! От всей души каторжанской, дарю тебе на память икону святую…. Как будет тебе на сердце тоскливо, глянь в глаза Богу, и проси то, чего твоя душа желает! Икона эта в натуре святая – ибо она в неволе писана страдальцем….

Сергей взял икону, и, поцеловав её в знак благодарности, пожал руку вору.

– Спасибо тебе Саныч, век не забуду! Как будет у меня дом, в угол обязательно повешу, – сказал Сергей, и положил икону в свою сумку.

В этот момент шнырь завопил, оповещая блатную компанию:

– Атас! Менты, на барак!!!

Блатные, несмотря на предупреждение, даже не шелохнулись. Вертухаев здесь ни кто боялся, а если и были, какие конфликты по режиму, то Шаман, как вор в законе, умел дипломатически наладить контакт с любым представителем администрации колонии…. Кому—то хватало человеческих слов, кому—то маклерской безделушки, а кому и стодолларовой банкноты.